– Орем все! – резко скомандовал Ланкастер. – Ну-ка: оле, оле, оле!

– Ол-ле! О-ле!

Крича, Огоновский принялся ломать подсохшие ветви деревьев для пущего грома: несколько секунд спустя он хохотал вместе со всеми.

– С ума сойти, – заворчал вдруг Чандар, – пятеро взрослых мужчин, вооруженные до зубов, отгоняют какого-то…

– Да-да, мне тоже смешно, – вдруг скривился в презрительной ухмылке Ланкастер. – Что же, вы стали бы убивать животное, не представляющее для нас охотничьего интереса? Просто так, флаг-майор? Для порядка? Ах ты, медведь из лесу выполз!

– Но я! – взорвался в ответ физик, однако Ланкастер не дал ему договорить:

– Я рекомендовал бы вам не декларировать работу вашей спецтехники столь наглядно. И вообще – раз вам так страшно, я выделю для вас прикрытие. Легион-генерал Огоновский, не откажите мне в любезности, замкните арьергард. Хотя боюсь, что с нашим уровнем шума на добычу нам рассчитывать не стоит.

– Слушаюсь, мой генерал, – поклонился Огоновский и переместился за спину советника Нормана.

Через пятьдесят метров Виктор Ланкастер вдруг пригнулся, одним рывком сорвал с плеча арбалет и поднял вверх левую руку. Все замерли. Огоновский прищурился. Скругленный носок защитного ботфорта уинг-генерала встал в черную металлическую петлю стремени, стремительно рванулась вверх рука, и вот взведенный арбалет приник своим теплым телом к плечу Ланкастера. Короткий тусклый щелчок, и Виктор расправил плечи.

– Если я хоть что-то понимаю в том, о чем толкую своим школярам, – проговорил он, – то данный экземпляр должен быть вполне съедобен.

Прежде чем посмотреть в сторону сраженной добычи, Огоновский увидел арбалет – собственно, Ланкастер держал его так специально, чтобы все видели: электронно-оптическое устройство, позволяющее видеть цель на предельной дистанции в любых погодных условиях, было свернуто набок и еще даже не загружено, не горел зеленый огонек готовности. Гренадер стрелял только по мушке, глазами.

– Двести двадцать метров, – едва слышно произнес Чандар, – Через ветки. Была б на мне шляпа, снял бы. И вы хотите сказать, что никогда не стреляли из этого оружия?

– Вы доктор физических, э-ээ, наук? – усмехнулся Ланкастер. – А я доктор военных. Ну что, пойдем, посмотрим? Дорогой владыка, вы, я полагаю, должны заявить свои права на часть дичи, сраженной на ваших землях?

– Я оставляю их вам, мой генерал! – хохотнул Осайя. – Если не врет мой бинокль, ваша стрела поразила молодого орнума. Он, поверьте мне, не только съедобен – как вы изволили выразиться, а еще очень недурен в жареном виде. Пойдемте, друзья мои!

Охотники, не думая уже о тишине, бросились сквозь редколесье. Труся, согласно ордеру, последним, Андрей выскочил на круглую, залитую среди леса солнцем полянку и увидел небольшое темно-коричневое животное, лежащее на боку: из его черепа, чуть ниже длинного уха, торчал тяжелый пластиковый болт, недавно покинувший арбалет Ланкастера.

– Вы мастер, милорд гренадер, – произнес Норман, восхищенно качая головой. – Привычка стрелять в голову, э?

– Вот вы его и понесете, – распорядился Ланкастер. – Скажите-ка владыка, нам хватит его на ужин?

– Жир у него недурен, – покачал головой Осайя. – А мясо хоть и нежное, но готовить его нужно особым образом. Вообще этих животных осталось немного, так что, считайте, что вам повезло, генерал.

– Немного?

– Отчего вы так скривились?

– Я солдат, владыка. Если вы думаете, что мой выстрел делает мне честь, то вы глубоко ошибаетесь.

– Боюсь, что я не понял вас, мой генерал.

– Молю вас, владыка, не говорите мне «мой», это прерогатива исключительно моих подчиненных… я понимаю, что время, проведенное вами в пределах Конфедерации, наложило на вас определенный отпечаток, но все же. Дорогой владыка, я видел врага вот так же, как вижу вас, и я не считаю охоту солдатским делом. Мы что, голодны? Нет, владыка, мы развлекаемся. Развлекаясь, мы убиваем живое… солдат же обязан убивать врага. Норман, вы что, не в состоянии повесить себе за плечи это несчастное копытное? Андрей, я вынужден еще раз просить вас о помощи: научите юношу, как следует носить на себе раненых. Итак, владыка: мой дядюшка охотился на своих плантациях с гепардами. Вы знаете, что такое гепард? Их вывезли когда-то с Земли, около двадцати штук, потом их разводили везде и всюду… это такие очень милые, совершенно домашние кошки, только скорость у них до ста двадцати… с тех самых пор я охоту не люблю. У нас на Сент-Илере водятся такие себе хоботные антилопы Ламблена – тоже очень вкусные. Они кукурузу любят до жути. Поэтому на них охотятся с гепардами. В природе гепард охотится в одиночку. На Сент-Илере хозяйские гепарды, любимые домашние кошки, атакуют их втроем. Тройка, разгоняясь до ста километров в час, сбивает с ног целое стадо. Это жуткое зрелище… Очаровательные, ласковые кошки, понимаете? Они почти разумны. Они лежат под ногами и мурчат, на плантациях они даже детей охраняют. Стопроцентная охрана, лучше любого человека! С их сумасшедшей скоростью и уникальной преданностью тройка гепардов справляется с любым местным хищником. Поэтому хищников там почти и не осталось. Нет, владыка, охоту я не люблю…

Ланкастер неожиданно остановился на невысоком пригорке – под ногами его слегка скрипнула влажная скользкая трава, похоже, утром здесь прошумел ливень, и улыбнулся:

– Самое место чтобы обмыть первую на сегодня добычу. По капле, я полагаю, будет вполне. Да и советник Норман, кажется, немного устал.

– Что бы нам не зажарить его прямо здесь? – отозвался тот, сбрасывая со спины несчастное животное. – Или все хотят сделать свой выстрел? Так мы можем бродить и до ночи!

– Глотните коньяку, – произнес Ланкастер, и господин советник послушно опустил руку к висящей на поясе фляге. – А я схожу до ветру. Ходить будем парами. Огоновский, окажите мне честь…

Когда они спустились на противоположной стороне холма в узкую, густо заросшую колючим кустарником лощину, Ланкастер вдруг схватил Огоновского за раструб правой перчатки:

– Сто пятьдесят метров, на два часа, три тонны металла со следами остаточного нагрева. Чандар, кажется, до сих пор не видит.

– Остаточного нагрева? – не понял Огоновский.

– Да, черт вас дери. Он был горячим утром, где-то в районе рассвета.

– Ваш шлем? – и Андрей машинально посмотрел на рогатый шлем Ланкастера, который висел, порядком ему, наверное, мешая, на широком боевом поясе гренадера.

– Да… он пискнул, я посмотрел на дисплей. Ну что, идем? Или вы боитесь Чандара?

Огоновский поджал губы.

– Я вас, Виктор… да, идемте.

Он старался не шуметь настолько, насколько это было в его силах.

* * *

Более всего поражали деревья: толстые замшелые стволы казались надрубленными наискось, словно целая бригада спятивших лесорубов только тем и занималась, что полдня снимала верхушки: упрямо и бессмысленно. Заваленное еще зелеными ветвями металлическое тело с пузатой стеклянной кабиной лежало в развале трех толстенных стволов, недвижное и мертвое. Огоновский обошел справа какой-то дурацкий серебристый ломоть, глубоко впившийся в чавкающую гнилую листву прошлых лет, и замер. В шлеме загремел голос Ланкастера: