Сжал в ладонях, я прижалась к нему, рукой, за шею, потянула монаршью голову вниз, подсказывая, чего хочу. Сама, другой рукой приподняла, подавая сосок к влажным от поцелуя губам.

Мать-Земля! Почему мне всё с ним так хорошо! Почему, когда разум отвергает, тело само плавится…

Кончики пальцев немеют и я стараюсь посильнее ухватиться за него. Чтобы не упасть… впиваюсь в плечи, деру ногтями спину, Файлирс рычит, что довольный зверь.

Сжимаю его голову, оттягиваю волосы…

Отрывается от груди, ловит взгляд. Сколько он так на меня смотрел, пока я не распахнула век…

Он подтолкнул, а я подалась, поворачиваясь спиной, сама подобрала юбку, чтобы побыстрее он вошёл… Только Файлирс не торопится…

Смотрит на меня… растрёпанную, с грудью, что из платья вывалилась, жаждущую…

Потому что, клянусь! Убью его, если не получу сейчас!

— Ну что? Скажешь, что не люб я тебе? — горячая грудь прижала меня к стене, одной рукой приподнял мне ногу, а другой, лишь вошёл в меня, схватился за грудь…

Я застонала со всей горячностью наслаждения.

С облегчением, от того, что снова с ним, что снова живу. Что он живой.

Лоб бился о стену, рыжие лохмы мешали, лезли повсюду… А мы никак не могли насытиться. Разум отключался, улетал куда-то, силы иссякли уже давно, но мы не могли остановиться. Ловя моё удовольствие, он словно зверя выпускал — продолжал сильнее, злее. Никогда он не брал меня так долго. Потому как я становилась на колени, поворачивалась лицом, ложилась на грязный ковёр. Ондолиец поднимал меня на руки и брал на столе. Одно место, о коем мы и не подумали — кровать. Большая кровать под балдахином, расшитым серебром, на которой он сегодня спал с другой.

И была какая-то горечь во всём этом удовольствии. В том, что оба мы хотим обладать друг другом. Что никогда я не приму того, другого Файлирса, что король, не потому что боюсь — противен мне тот спесивец. Что сама же я другую ему и притащила и под него уложила.

В том, что никогда не соберём мы всё это во единое.

Но, что ещё я поняла сейчас, отчётливо и ярче солнца — что не боюсь его. Не сможет он мне ничего сделать, пока мой. Пусть какой хочет войной грозится — не будет ничего, если я найду слова нужные, заветные.

— Как же ты, дура моя, на такое решилась, не убоялась… Неужто вовсе не боишься меня? — спросил, перебирая мои волосы, что разметались по ковру, по его груди.

— Боюсь. Но столицы твоей больше боюсь… — задумалась, говорить ли, но решилась, — тебя-короля больше всего боюсь.

— Как это? Я ж всегда король…

— Всегда, да не всегда, — провела пальцем по старому шрамику на животе, — ты другой сейчас. Сильный, могучий, добрый, красивый…

Грудь и живот подо мной заходили ходуном от смеха.

— Я красивый? Ты на меня смотрела-то, Эля?

— Смотрела, и теперича гляжу, — медленно провела пальцем по брови, съехала на горбатый нос, впадинку, сомкнутые губы… — никого красивее тебя не видала.

Что-то он услыхал такое, чего я ему не говорила. Потому что посмотрел долго, внимательно.

— Ты… как ты теперь… из-за меня… — так стыдно стало за свою выходку…

— Разберусь. Мне всё одно — жениться надобно. А эта подходящая…

— А я была бы неподходящая…

— Ты сама отказалась… — он так меня сжал, что хрустнуло в плечах.

— Значит, едь… не тяни. Всё равно ведь уедешь, а перед смертью не надышишься.

— Эляяя… а если так представить, что нет у меня короны. И страны нет. Тогда, была бы ты моей?

— На чём там твоя корона держится, — так осмелела, что поддела, да улыбнулась, — голова же пустая. Неужто ты не понял, что я итак твоя? Как не чувствуешь, что я, будто тебя и ждала одного, всю жизнь…

— Дождись меня.

— Что? — я села, оторопев.

— Не клянись, не обещай. Просто постарайся подождать меня немного?

— Файлирс… я — рот мой против роли распахнулся, язык отказывается подчиняться.

— Я скоро вернусь. Не знаю пока как, но что-то придумаю. Сиди здесь, в своём Итвозе. Коли так сильно тебе здесь хорошо… будь здесь. Раз ты сказала, что меня всегда ждала, подожди ещё немного… я обернусь скоро.

— Разве верно так? Агонию продлевать… Да и честно ли? У тебя там жена будет, жизнь… а я…

— Дура ты, Эля. Вроде смышлёная, а всё одно, дура. Неужто не понимаешь, что жена та — ширма для народа. Что женатым должон быть правитель. Ты сама отказалась. А мне, налог для строительства новых городов надо повышать, а чтобы меня слушали, меня уважать должны. А пока я без жены — я для них юнец! — он тоже вскочил.

Так и сидим супротив друг дружки.

— Поклянись, что не тронешь княжество и княгиню. Что никогда не приведёшь сюда армию, в ответ я поклянусь, что твоей только буду.

Он, не думая схватил нож и поклялся собственной магией.

Я, дрожащими руками проткнула палец и так же проговорила клятву крови.

Если кто-то из нас решится слово нарушить, магия сперва сама не даст телу преступить обет, а если удастся — навсегда покинет мага.

— Как ты понял, что не был ты с принцессой?

— Я не понял, я знал это. Просто я знаю, что не хочу и не нужна мне никакая другая… если бы я и напился, то пошёл тебя искать, и никакая другая не…

— Врёшь!

— Не зарывайся! — щёлкнул зубами аккурат около моего плеча.

— Собирайся. Уезжай уже, пожалуйста. Прямо сегодня, не тяни, — он кивнул. — Файлирс, — я приблизилась к нему близко-близко, губы к губам, нос к носу, — ты… я одна тебе нужна? — он кивнул, — я… знаю… то бишь понимаю, — глаза упорно не хотят держать взгляд, плывут вниз, — тебе нужен наследник…

— Рано ещё, не до того пока.

— Погоди. Я сама твою невесту осматривала. Она здорова. И не пустая, как я…

— Эля…

— Погоди. Ты будь с ней, чтобы она ребёночка зачла… — глаза защипало, во рту сделалось сухо. — Я обещаю, не упрекну, я понимаю…

— Эля! Хватит о том! Я сказал, что не трону её.

Она всё это время ждала в гостиной. Это ж сколько часов она тут просидела…

— Собирайся. Сегодня в путь, — отрезал Файлирс, не выпустив мою руку. — Коли что не нравится: вот тебе бог, а вот порог. Грузись на корабль и назад оборачивайся.

Она уже оделась, подняла голову.

— В качестве кого я поеду в Келс? — на меня даже не глядит.

Не ведаю сама, отчего меня это так злит.

— Королевой станешь,