– Идут в управу – что это значит?

– Мама должна идти с непокрытой головой… Страшно мне!

– А чего тебе страшно? Мама твоя, говорили, давно уже чадру сняла…

– Нет, мы… Ты никому не говори только, но у нас в доме есть джинн. И вот я… сегодня вечером… буду один, только со старой служанкой …

Али рассмеялся и посоветовал ему не думать о чепухе. Как говорил дедушка, это все суеверия.

…Наконец прозвенел последний звонок, и ученики бегом ринулись из школы. Только Али и Моджтаба встали у двери завуча. Через несколько минут Карим, поддерживаемый сторожем и сильно хромая, вышел в коридор. Моджтаба и Али подхватили его под руки с обеих сторон. А он даже говорил с трудом. Попросил подвести его к бассейну. Сорвал гиве и страшно распухшие ноги сунул в воду. Али услышал громкое шипение и спросил:

– Здорово били?

– Так били, что вся сила бараньих ножек вылетела из меня… Все ножки, что были во мне! – Карим, видимо, почувствовал облегчение. – Даже та их часть, которая питала душу…

Все трое посмеялись, и Али пересказал Моджтабе дедушкину теорию о том, что хорошая еда питает и душу. И они, по-прежнему держа Карима под руки, повели его из школы домой. Но, только вышли за школьные ворота, Карим встал как вкопанный. Он вновь вспомнил все, что пережил.

– Ну Каджар! Говорил я и повторяю: осрамлю его!

Моджтаба успокаивал Карима:

– Хорошо, однако и ты лишнего сказал. Ты был очень невежлив. Он имел право рассердиться и пожаловаться…

– И напрасно. Какое еще право он имел? Да я его так…

Али перебил:

– Он не такой уж и плохой парень. Человек все-таки!

– Дуралей! О чем ты говоришь? Этот… этот Каджар слоноподобный – человек?!

– Ну да, вообще-то. Он человек… С другой стороны, и не совсем человек… Несчастный он. И виноват он. А знаешь, какой он трус! Он говорит, что боится джиннов, а сегодня вечером к тому же его отца и матери не будет дома…

Но Карим не смягчался:

– Все знают, что он боится джиннов, это не новость… Несмотря на все ваши доводы и оправдания, я его осрамлю. Если бы вам сегодня попало так, как попала мне…

Сзади к ним приближался дервиш Мустафа и хотел обогнать их. Карим продолжал ругаться, но, когда дервиш воскликнул «О, Али-заступник!» – Моджтаба и Али заметили его и расступились, чтобы дать ему пройти. А Карим с места не сдвинулся и показал рукой дервишу, чтобы тот обошел его. Дервиш так и сделал, а потом остановился и внимательно посмотрел в глаза Кариму. И, хотя дервиш Мустафа смотрел на Карима, взгляд его не выдержали Моджтаба и Али – опустили головы. Карим же продолжал пялиться на дервиша, и тот похлопал его по плечу:

– Во-первых, тот, кто невоспитан, явно не получил воспитания. Во-вторых, если невоспитанный доживает до старости, сие удивительно… О, Али-заступник!

И дервиш хотел идти дальше, когда Карим сказал ему с досадой:

– Ступай себе, отец, на здоровье!

Опять дервиш остановился и внимательно посмотрел в глаза Карима, но на этот раз ничего не сказал. А Карим между тем задумался: почему дервиш упомянул о невоспитанности? Неужели знает о том, что сегодня произошло? И Карим вспомнил утро, когда пекарь Али-Мохаммад тоже знал, сколько ему нужно хлеба. «Сегодня все заодно!» – подумал Карим. Он вновь посмотрел на удаляющегося дервиша, и ему на миг показалось, что это не дервиш, а пекарь…

Ребята довели Карима до дома, и тут Карим отозвал Али в сторонку и тихонько спросил его:

– Говоришь, он джиннов боится? И отца его с матерью не будет сегодня?

– Да, а что из этого?

– Пошевели извилинами, дуралей! Ты что-то непонятливый сегодня. Я вечером зайду к тебе – будь готов…

Потом Карим попрощался с Моджтабой:

– Ты столько времени потратил, хоть тебе и не по пути было. Конечно, я бы и сам приполз, но…

Моджтаба шел в приподнятом настроении. Вместе с Али они выбрались из оврага наверх, и по дороге он посоветовал Али почаще успокаивать и сдерживать Карима. Расстались они у Сахарной мечети, а к дому Али подошел одновременно с Марьям.

* * *

Пока дети были в школе, к матушке пожаловала одна гостья, потом вторая, потом еще и третья… Стучал дверной молоток, и Нани шла открывать, затем бежала к матушке:

– Госпожа! К вам жена господина Фахр аль-Таджара! – Потом: – К вам дочь Аги-мирзы Ибрагима. – Затем: – К вам мать Парвиза Муниса, инженера…

После этого к дверям шла сама матушка и приглашала гостью зайти. Но та отказывалась проходить дальше крытого коридора и начинала излагать свое дело:

– Извините великодушно, но не назначите ли Вы время, когда мы могли бы побеспокоить вас нашим визитом?

– Что за церемонии?! Приходите, когда хотите, наша дверь всегда открыта…

– Спасибо огромное, но мы хотели бы в такое время побеспокоить вас, когда дома будет и госпожа Марьям.

– Ах, Марьям?! – Матушка немного переводила дух, чтобы были не так заметны ее возбуждение и гнев. – А с Марьям где вы имели честь видеться?

На этот вопрос жена господина Фахр аль-Таджара, дочь Аги-мирзы Ибрагима-кирпичника и мать Парвиза-инженера отвечали по-разному. То на какой-то вечеринке, то младшенькая дочка или внучка принесла новость из школы о том, что урок рисования вела Марьям-ханум в первом классе и что она была как райская гурия. А в подтверждение, дескать, был принесен рисунок, где она изображалась со сросшимися бровями и губами-бутонами, и вообще…

Здесь матушка прерывала гостью:

– Во-первых, ее отец сейчас в отъезде. Во-вторых, даже если бы он присутствовал, мы не имеем никакого намерения выдавать Марьям замуж…

– А между тем время для этого подошло. Бутон расцвел, и завтра может быть поздно…

– Еще раз довожу до вашего сведения, что мы не собираемся пока выдавать Марьям замуж…

После этого следовали прощальные лобзания с женой господина Фахр аль-Таджара, с дочерью Аги-мирзы Ибрагима, с матерью господина Парвиза-инженера… и хозяйка дома с удивлением закрывала за ними дверь.

* * *

Марьям и Али вернулись из школы одновременно. В школе они перекусили в полдень, однако к их возвращению Нани обычно готовила и настоящий обед. Но не успели они еще все доесть, как в угловую комнату влетела мать и встала перед Марьям, руки в боки.

– Ваша милость уже получила аттестат за двенадцать классов, и как сообщают, изволит давать уроки? Оказываете покровительство первому классу? С такой опрятной комнаткой и с такими возвышенными устремлениями вам в самый раз быть наставницей молодых! Особенно в делах искусства!

Марьям встала из-за стола. С чего это вдруг матушку взволновало ее учительство, в чем тут дело? Заставив себя улыбнуться, Марьям, как и утром, защелкала пальцами и запела: