затем я уснул.

его звали Генри Беккет, и дело было утром понедельника, он только что проснулся и теперь смотрел в окно на женщину в экстремально короткой юбке, «а меня это уже почти не волнует, – подумал Беккет. – и это скверно, женщина должна что-нибудь надеть, иначе с нее будет нечего снять, голое мясо всего лишь голое мясо».

в трусах он отправился в ванную бриться, но когда взглянул в зеркало, то обнаружил, что его лицо стало золотистого цвета, да еще в зеленый горошек. Беккет зажмурился и, снова открыв глаза, выронил помазок, отражение оставалось золотистым в зеленый горошек, стены зашатались. Генри, придерживаясь за раковину, вышел из ванной, кое-как добрался до спальни и рухнул на кровать лицом вниз, его сознание лихорадило, поднялась тошнота, он пролежал без движения минут пять, затем поднялся, вернулся в ванную и встал перед зеркалом: золотистая физиономия в зеленый горошек, ярко-зеленые пятна на ярко-желтой коже.

он покинул ванную и подошел к телефону.

– алло, это Генри Беккет. я не смогу сегодня выйти, я болен, что? ужасное расстройство желудка, просто кошмарное.

он повесил трубку и снова посетил ванную – бесполезно – все без изменений, пустив воду в ванну, он вернулся к телефону и позвонил в поликлинику, сестра сказала, что может записать его на прием в следующую среду.

– послушайте, – закричал он в трубку, – это критический случай! я должен показаться доктору немедленно! вопрос жизни и смерти! я не могу вам сказать, нет, не могу, но, пожалуйста, запишите меня на сегодня! умоляю!

ему назначили на три тридцать.

он разделся и забрался в ванну, теперь выяснилось, что все его тело постигла та же участь – оно стало совершенно все золотистое и в зеленый горошек: и живот, и спина, и мошонка, и пенис, и ничем это не смывалось – ни мылом, ни шампунем. Генри вылез из ванной, вытерся и стал одеваться.

зазвонил телефон, оказалось, Глория – его подружка, они работали вместе.

– Глория, не могу я сказать тебе, что случилось! это так ужасно… да нет, не сифилис, это хуже, ну не могу я тебе объяснить, ты просто не поверишь.

Глория пообещала прийти в свой обеденный перерыв.

– пожалуйста, не надо, детка, иначе я покончу с собой.

– тогда я приду прямо сейчас! – закричала она.

– прошу, умоляю, не надо…

она дала отбой. Генри постоял, таращась на телефон, затем повесил трубку и снова сунулся в ванную – без изменений, тогда он вернулся в спальню и лег на кровать, он лежал и смотрел в потолок, покрытый паутиной трещин, странно, ведь он впервые заметил эти трещины на своем потолке, и выглядели они приветливо, элегантно и даже обаятельно, до его слуха доносился уличный шум: щебет птиц, голоса людей – какая-то женщина уговаривала своего ребенка: «ну, иди быстрее, пожалуйста», и периодически жужжал самолет.

задребезжал дверной звонок. Беккет выскочил в переднюю комнату и, приоткрыв штору, выглянул наружу – это пришла Глория, на ней были белая блузка и голубая летняя юбочка, такой привлекательной он ее давно не видел, рыжеватая блондинка в самом соку, правда, нос слегка толстоват и портит первое впечатление, но со временем и он становится милым. Генри замер, он слышал, как тикает его сердце, словно пусковой механизм бомбы в пустом шкафу; казалось, все его внутренности удалили и осталось одно лишь сердце – гулкая пустота образовалась внутри, огромная пустота.

– я не могу тебя впустить, Глория!

– открой дверь, к чертовой матери, ты, недоумок!

она металась у окна, пытаясь заглянуть сквозь шторы внутрь.

– Глория, ты не понимаешь…

– я сказала, ОТКРОЙ ДВЕРЬ!

– ладно, – закричал он в ответ, – черт с тобой, сейчас!

пот бежал у него с головы, заливая уши, шею, глаза.

Генри подошел к двери и резко отворил ее.

– боже! – вскрикнула Глория, закрывая рот рукой.

– я говорил тебе, пытался остановить, я предупреждал!

Генри отошел в глубь комнаты. Глория прикрыла дверь и последовала за ним.

– что это?

– не знаю, черт, понятия не имею, не прикасайся ко мне, вдруг это заразно.

– бедный Генри, мой несчастный мальчик… она продолжала следовать за ним. Генри, отступая, споткнулся о мусорную корзину.

– о черт! я же сказал тебе: не приближайся.

– ну почему, ты даже стал красивее!

– КРАСИВЕЕ?! – завопил Генри. – НО Я НЕ МОГУ ПРОДАВАТЬ СТРАХОВЫЕ ПОЛИСЫ В ТАКОМ ВИДЕ, ЭТО ТЫ ПОНИМАЕШЬ?!

и вдруг они оба засмеялись, но потом он опустился на кушетку и заплакал, обхватив свою золотистую в зеленый горошек голову руками, он горько рыдал, причитая:

– господи, ну почему это не рак, не сердечный приступ, что-нибудь простое и понятное? Бог обосрал меня с ног до головы, просто взял и обосрал!

Глория стала целовать его в шею, руки, но он оттолкнул ее.

– прекрати, прекрати это!

– я люблю тебя, Генри, и мне это вовсе не мешает.

– ты рехнулась, чертова баба.

– да, наверное… Когда ты идешь к врачу?

– в полчетвертого.

– мне нужно возвращаться на работу, ты позвони мне, когда что-нибудь прояснится, я освобожусь к вечеру.

– ладно, ладно… и Глория ушла.

в три десять Генри натянул шляпу на глаза, обвязал горло шарфом, надел темные очки, он ехал к доктору, стараясь смотреть только прямо перед собой и не привлекать ничьего внимания; к счастью, ему это вполне удалось.

в приемной у доктора все посетители читали прессу – «Лайф», «Лук», «Ньюсуик» и т. д. стульев и диванов едва хватало, стояла невыносимая жара, слышался шорох переворачиваемых страниц. Генри уткнулся в свой журнал и старался не привлекать к себе внимания, минут пятнадцать – двадцать все шло нормально, но потом маленькая девочка, игравшая с воздушным шариком, оказалась совсем рядом, шарик отскочил от башмака Генри, девочка подбежала, подхватила шарик и посмотрела на странного дядю, затем она бросилась к своей матери – уродине с ушами как блинчики и крошечными паучьими глазенками.

– ма-ма-а! – заголосила девчонка. – а что у этого дяди с лицом?

мама сказала:

– Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!

– но оно все желтое и в больших лиловых пятнах!

– Мэри Энн, я сказала тебе, замолчи! прекрати свою беготню и сядь рядом со мной! слышишь, немедленно сядь!

– ну, мамочка! – захныкала девчонка, но села рядом.

она сидела, шмыгала носом и глазела на Генри, вскоре их вызвали к доктору, пациенты заходили и выходили из кабинета, наконец вызвали и Генри.

– мистер Беккет, как себя чувствуете? – спросил доктор, что-то записывая.

– посмотрите на меня и увидите.