Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фейт хотелось развить эту тему, но она хорошо понимала, что ею движет личное любопытство и что это не поможет им найти Дайну. А они должны это сделать — пока еще не поздно.
— Насколько хорошо вы знаете Дайну? — спросила Фейт, сознательно используя настоящее время.
Карен задумалась:
— С одной стороны, я знала… знаю ее очень хорошо, а с другой — не уверена. Дайна была толковой, понимающей, поразительно щедрой. Ей можно было доверить любую тайну — она хранила бы ее так же тщательно, как свою собственную. Но я не могу ничего сообщить вам о ее прошлом или о том, чем она занималась и где бывала. — Карен сделала паузу. — Дайна впервые приехала сюда несколько месяцев назад, чтобы написать статью о нашем приюте, но, и закончив работу, продолжала приезжать и жертвовать ради нас своим временем и деньгами. Здесь она с вами и познакомилась.
Фейт встрепенулась:
— Неужели?
— Да. Просто удивительно, как вы сразу друг другу понравились. Помню, в первые дни вы сидели на ступеньках и говорили часами. Потом я спросила вас об этом, и вы сказали, что впервые в жизни начали верить в реинкарнацию, так как хотя вы с Дайной никогда раньше не встречались, но, несомненно, были очень близки в какой-то иной стадии вашего существования. По вашим словам, она была единственным человеком, которому вы могли полностью доверять.
Фейт немного подумала, прежде чем сформулировать следующий вопрос.
— А я никогда не претендовала на способности экстрасенса?
Карен удивленно приподняла брови:
— Никогда этого не замечала. В разговорах со мной вы тоже никогда не упоминали об этом. Вы всегда стояли обеими ногами на земле — даже посмеялись над собой из-за того, что допускали возможность реинкарнации.
— А Дайна?
— От нее я тоже никогда не слышала ничего подобного.
«Это, — подумала Фейт, — не значит ровным счетом ничего». Дайна явно стремилась по возможности четко разделять различные области своей жизни. Но Фейт не была уверена, в какой из этих «областей» было ее место — в гуманитарной сфере, куда относился приют для женщин, которым Дайна, безусловно, сочувствовала, или же сфере профессиональной, куда относился материал для статьи, возможно, подвергший опасности их обеих.
— Дайна много времени проводила здесь перед исчезновением? — спросила она наконец.
— Нет, мы не видели ее несколько недель. Только после несчастного случая с вами она пришла рассказать о происшедшем. Мы хотели послать цветы или навестить вас, но Дайна нас отговорила.
— Вот как?
Карен кивнула:
— Дайна сказала, что вы в коме, что врач возражает против лишних посетителей и что она будет держать нас в курсе дела. После этого она приходила еще несколько раз, и больше мы ее не видели. У нас было много дел, да и прошло время…
Фейт поняла, что о ней просто забыли. Хотя это причинило ей боль, она постаралась улыбнуться.
— Естественно.
— Я очень сожалею, Фейт. Мы с вами не были особенно близки, но мне следовало быть более внимательной.
— Не беспокойтесь об этом. Одна из положительных сторон потери памяти — то, что забываешь старые обиды. Карен, можно мне повидать тех женщин, с которыми, по вашим словам, я дружила?
— Боюсь, что сегодня для этого не самый удачный день — сейчас здесь только Кэти. Это она пытается играть на фортепиано. Ее мать, Андреа, совершила глупость, встретившись пару дней назад со своим бывшим супругом, и сейчас она в больнице. Что касается Евы, то она уехала из города навестить родственников, но должна вернуться со дня на день.
Фейт уже начинала привыкать к подстерегающим ее почти на каждом шагу разочарованиям. Несколько секунд она прислушивалась к отдаленным неуверенным звукам рояля.
— Очевидно, Кэти мне действительно ничем не поможет. Сколько ей лет?
— Семь, хотя она выглядит старше. — Карен снова печально улыбнулась. — В этом доме все взрослеют слишком быстро. Конечно, вы можете с ней поговорить. Насколько я помню, вы ей всегда нравились.
— А Дайна тоже ей нравилась?
— Да, очень.
Девочка сидела одна в помещении, очевидно, служившем общей музыкальной и игровой комнатой. На ней были белые брюки и майка; длинные светлые волосы, зачесанные назад, придерживались розовыми пластмассовыми заколками. Она походила на куклу Барби. Кэти с серьезным видом выслушала объяснения Карен, что Фейт «была больна и теперь помнит все не так хорошо, как ей хотелось бы».
Фейт на мгновение ощутила себя покинутой, когда Карен оставила ее с девочкой, но потом села рядом с ней на скамью и сказала:
— Привет, малышка. Что ты играешь?
Кэти окинула Фейт внимательным взглядом голубых глаз, потом снова посмотрела на клавиатуру, дважды нажала на белую клавишу и только потом ответила:
— Что-то из «Прекрасного мечтателя», но мне это не нравится. Я не могу много играть одно и то же. Вас долго не было, и никто не может научить меня чему-нибудь новому. — Девочка явно постаралась, чтобы последняя фраза не звучала обвиняюще.
— Я очень сожалею об этом, Кэти.
Не раздумывая, Фейт положила руки на клавиатуру и сыграла несколько тактов.
— Ты бы хотела это выучить? Это называется «Лунная соната». Красиво, правда?
Музыка… До сих пор она не помнила, что знает ее.
Кэти критически склонила голову набок:
— Звучит грустно.
Фейт перестала играть.
— Так и есть. Я забыла, что это грустная пьеса. Тогда мы с тобой разучим что-нибудь другое. В следующий раз я принесу ноты, ладно?
— Вы уже обещали, что принесете.
Голос девочки звучал равнодушно, по ее виду можно было легко догадаться, что девочку так часто обманывали, что она не верит уже никому.
Это вызвало у Фейт неприятное чувство, но она ограничилась фразой:
— Теперь я не забуду.
Кэти снова посмотрела на нее:
— А где Дайна?
Фейт была застигнута этим вопросом врасплох.
— Не знаю, Кэти, — честно призналась она.
— Почему же вы ее не спросите? — рассудительно осведомилась девочка.
— Если я не знаю, где она, то едва ли могу это сделать.
— А вы закройте глаза и спросите, — посоветовала Кэти, и теперь в ее голосе послышались нотки нетерпения. — Вы всегда так делали. Это была игра, в которую играли вы обе. Вы закрывали глаза и говорили: «Дайна, позвони мне», и телефон сразу же звонил.
— Неужели? — ошеломленно спросила Фейт.
— Конечно. Разве вы этого не помните?
— Нет, — вздохнула Фейт. — Не помню.
— Вы почти все время молчите с тех пор, как мы вернулись из приюта, — заметил Кейн.