Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вон вам Уна — пейте на здоровье, а вон Муратова кондитерская — угощайтесь пирожками и пирожными! — прокричал Лиян.
— Нет, вы только посмотрите на него, он еще издевается над нами! Ты сам бы попробовал подойти поближе к этой кондитерской, узнал бы тогда, почем фунт лиха!..
Пока Лиян препирался со своими пулеметчиками и гранатометчиками, из-за угла дома показался какой-то длинный и тощий верзила, который, приблизившись к подвалу, спросил у повара:
— Товарищ начальник, где тут гранатометчики?
— А как ты догадался, что я начальник? — важно спросил Лиян, польщенный таким обращением незнакомца.
— Да вот вижу, как ты орешь на солдат, сидя в надежном укрытии. Так начальники всегда делали, когда еще я сам воевал.
— Ишь какой умный! — пробормотал Лиян. — А за-нем тебе гранатометчики?
— У меня там племянник, Джураица Ораяр, так вот я ему и его товарищам орешков принес.
— Это ты хорошо сделал, — похвалил его Лиян, — они все молодые, здоровые, могут грызть орехи. Другое дело мы, старики, нам орехи уже не по зубам.
— Есть у меня кое-что и для начальства, чтобы и оно немного подкрепилось, — пробасил верзила, доставая из глубокого кармана зеленую бутылку. — Вот тут у меня немножко матушки-ракии, которая по многим трубам бежала, силу набирала.
— Ого, сразу видно, что ты сознательный и передовой товарищ, — обрадованно закудахтал Лиян. — Давай сюда эту твою сливовицу. Раз уж она привыкла по разным трубам течь, я ее и через свою трубу пропущу, пусть наконец угомонится, да и мне приятность сделает.
Хорошенько отхлебнув из бутылки, наши герои сразу осмелели и перебежали в другой дом, поближе к мосту, где разместилась почти вся группа Бурсача. Защищенные толстыми каменными стенами, партизаны не спускали глаз с Муратовой кондитерской, превращенной противником в укрепленный пункт, откуда, не переставая, били усташеские пулеметы.
— Не угодно ли по пригоршне орехов на обед, уважаемые товарищи пулеметчики и гранатометчики? — проговорил Лиян, дурашливо раскланиваясь во все стороны, из чего Николетина сразу заключил, что старик уже успел угоститься молочком от бешеной коровы, что паслась в сливовом саду, а доилась в винокурне над котлом с ракией.
— Что? Что это я слышу? Орехи, орехи, орехи! — закричал стоявший у крайнего окна маленький Джураица Ораяр. Увидев своего дядюшку, подлетел прямо к нему и с головой нырнул в сумку, которую тот как раз открыл, собираясь угощать бойцов.
— Кр-рр! Хр-р-р-р! — доносилось из мешка, словно там работала какая-то мощная сверлильная машина, но тут Лиян закричал:
— Держите его, ребята, а то он сейчас просверлит туннель до самой Уны!
Партизаны, схватив Джураицу за ноги, насилу вытащили его из сумки, а потом, сняв с него личскую шапку-чену, стали ею отмерять порции орехов, чтобы хватило каждому.
— Вот так, всем поровну — это по-нашему, по-партизански, — довольно кудахтал Лиян. — Зубы у вас у всех крепкие, перегрызете все орехи в два счета.
— Бихач — орешек потверже, и то скоро мы его разгрызем, — прогудел Николетина.
Джураица последним получил свою порцию. Держа обе ими руками полную шапку, он обвел взглядом партизан, усердно щелкавших орехи, и вдруг захохотал.
— Ты что, племянничек, что с тобой? — удивился его дядюшка. — Чего это ты заливаешься, будто тебе черти пятки щекочут?
— Ха-ха-ха! Погляди-ка, дядюшка, вокруг-то одни щелкуны собрались, знай себе щелкают орешки, только хруст стоит! А ведь в селе все надо мной смеялись!
— Ей-богу, прав мой Джураица, орехи — это лучший подарок! — признал Николетина.
— Почему это он твой? — возмутился дядя. — Это мой Джураица, а твой пускай вон репейник жует!
— А твой тогда пусть ест то, про что и говорить противно, — загудел Бурсач. — Пускай вон козьи орешки грызет.
Джураица с отвращением плюнул и закричал:
— Осадите назад оба и спасибо за пожелания! Я сегодня бросил в окно усташам свою первую гранату в Бихаче, и теперь я сам себе хозяин. Свой военный хлеб ем, свой ранец ношу и своими руками гадов бью.
— Ну-ну, молодец, парень, этого я от тебя и ждал! — воскликнул Николетина. — Теперь ты и вправду наш! Верно я говорю, братья — партизаны, пулеметчики и гранатометчики?
— Верно! — закричали все разом.
— Единогласно! Значит, он наш? — снова спросил Николетина.
— Единогласно!
— Ну вот, парень, твои боевые товарищи объявили тебя совершеннолетним! — торжественно провозгласил Николетина. — Раньше только я один знал, что ты герой, а теперь это все знают! Поздравляю!
Все стали обнимать и поздравлять юношу. Подошел и дядя, поцеловал в лоб, а потом повернулся к Николетине:
— Значит, мне больше нельзя его драть как сидорову козу?
— Ни в коем случае.
— А ему можно за орехами лазить, как раньше?
— Дак ведь это… как тебе сказать… Если кто-нибудь увидит, что он забрался на самую верхушку какого-нибудь ореха, пускай говорят, что он наблюдатель и следит за передвижением неприятеля.
— Ага, значит, опять орехам туго придется.
Лиян вдруг подскочил, будто его оса укусила, и подлетел к длинному дяде Джураицы.
— Давай, дядя, угощай как положено. Племянник-то у тебя совершеннолетним стал! Его теперь даже женить можно, правда, он заправским гранатометчиком сделался, и ему теперь небось милее во вражеские доты гранаты швырять, чем с молодой женой обниматься-миловаться.
— А что ж ты думаешь, и угощу! — весело закричал дядюшка, доставая свою зеленую бутыль. — Тут еще найдется по глоточку для вас с тобой, а молодежь пускай лучше орехи щелкает.
— Это верно, молодым пить не следует, — согласился повар, осторожно обеими руками принимая бутылку, словно противотанковую гранату с выдернутой чекой.
Когда наши старики осушили бутылку с ракией, долговязый дядя тряхнул пустой сумкой, поболтал пустой бутылкой и, убедившись, что в сумке не гремят орехи, а в бутылке не булькает ракия, обвел всех партизан взглядом и сказал:
— Ну так что же, я наших товарищей и героев угостил как полагается. Вон и сумка и бутылка пусты.
— Спасибо тебе, отец, от имени всех моих пулеметчиков и гранатометчиков, — поблагодарил его Николетина.
Старый крестьянин снова заглянул к себе в сумку и, лукаво прищурившись, продолжил:
— Эхе-хе, теперь, как вернусь в деревню, все на меня насядут: «А ну-ка покажи, чем тебя одарила наша геройская армия?» — «Да с чего это она должна меня одаривать, люди добрые?» «Как это с чего! — закричат они. — Если ты им при своей бедности мог собрать полную сумку и наполнить бутыль, могут и они тебя чем-нибудь да наградить, раз такой большой город взяли!»
— Нет, вы только поглядите на этого старого лиса! — закричал Черный Гаврило.
— Да, да, ребятушки мои, — продолжал дядя, — на носу и седьмое ноября, годовщина Великой Октябрьской революции, и если уж вы в честь нее такой город освободите, наверное, и старого крестьянина чем-нибудь