— Повезло вам.

— Знаю. Иногда он хуже занозы, но зато всегда знает, что делает.

Когда они собирались перейти узкую боковую улочку возле института, Кэролайн вспомнила, что на углу есть почтовый автомат. Показав в конец улочки, она сказала:

— Если пойдем там, то пошлем фотографию, а войдем не через боковой вход, а через главный.

— Почему бы и нет, — откликнулась Джейни. — Небольшое разнообразие всегда приятно. Так будет даже ближе.

Они повернули, прошли до угла, бросили в автомат конверт и снова повернули назад. Через несколько минут они стояли перед мрачным украшенным лепниной главным фасадом.

На минуту Джейни задержалась перед картой института, выставленной на щите в проезде возле главного входа. Она водила пальцем по ее протравленной поверхности, пока не нашла того, что искала.

— Идите пока без меня, хорошо? — попросила она ассистентку. — Мне нужно еще зайти разобраться со счетами за тесты, которые они обещали нам сделать. Займет всего несколько минут. Хочу выяснить курс обмена по кредиткам. Я быстро, и сразу в лабораторию.

Они расстались. Джейни направилась в одну сторону, а Кэролайн в другую. Изрядно побродив по коридорам и переходам главного здания, она наконец добралась до лаборатории и увидела, что тяжелая дверь открыта, а внутри стоит странная тишина. С опаской она заглянула в зал и громко спросила разрешения войти. Никто не отозвался.

Зал был огромный, неправильной формы, с таким количеством стеллажей и оборудования, какого Кэролайн не видела никогда в жизни. Одних электронных микроскопов тут было больше десятка. Немного побродив, Кэролайн нашла компьютер, где они рассматривали свой странный клочок ткани. Он так и лежал до сих пор в том же виде на том же месте. Кэролайн оглянулась и прошла в другой конец зала. Там стоял огромный, во всю стену, многокамерный морозильный блок, где лежали их образцы.

Она уже было хотела открыть одну камеру, когда в лабораторию вошел охранник, заметивший ее на своем мониторе и донельзя удивленный ее ничем не объяснимым, с его точки зрения, появлением. Он спросил, в чем дело и как она сюда попала.

— Дверь была открыта, — объяснила Кэролайн. — У меня здесь лежат образцы для анализа. Мне нужно их забрать.

— Бог ты мой! — ахнул охранник, когда до него дошло, что дверь, должно быть, простояла открытой всю ночь. — Боюсь, у нас все сегодня закрыто в связи со смертью одного из наших лаборантов. Никого нет до понедельника. Только администрация.

Кэролайн оглянулась на микроскоп, где лежал их клочок ткани, который так долго теперь пробыл на открытом воздухе, что могло что-нибудь произойти.

— Послушайте, нельзя ли мне по крайней мере забрать один образец? По-моему, в тот день, когда произошел несчастный случай, Фрэнк работал именно с ним. Иначе он ни за что не оставил бы его так лежать.

Охранник подошел вместе с ней поближе, но, увидев клочок ткани, покачал головой:

— Боюсь, это невозможно. Прошу прощения, мисс, однако я не могу позволить ничего трогать до тех пор, пока не получу разрешения. Вам следует поговорить с директором, — сказал он и показал, как пройти в административное здание.

После этого он жестом указал ей на дверь, и Джейни, одарив его ледяным взглядом, нехотя вышла.

* * *

Сердитый, Брюс Рэнсом смотрел на часы, с отчаянием следя за тем, как секундная стрелка неумолимо движется вперед. Каждый ее шажок означал, что времени, отведенного на отчет об исследованиях, остается еще меньше. В то утро он собирался позвонить Теду Каммингсу, чтобы просить отсрочки, но он и сам знал, до какой степени Теду не терпится начать новый проект, если тот не захотел его отложить, несмотря на все неудобства, созданные весьма несвоевременной кончиной лаборанта. Брюс начинал нервничать, но отчет он должен закончить, иначе о хорошей работе придется забыть. Занятие было занудное, нужно было перечислять все, что сделано, подтверждая соответствующей документацией. От того, насколько убедительным он будет, зависело, получат ли они фонды для нового, очень интересного исследования, потому-то он и согласился взяться за эту тягомотину.

Он помнил, как чувствовал себя в тот день, когда обнаружил, что любой «отпечаток тела», оставленный любым микроорганизмом, можно превратить в трехмерную голограмму и, пропустив ее в компьютере через трехмерную анимацию, заставить отплясывать джигу. Веселое было занятие. Когда ему удавалось присобачить шляпу и трость, то получалась этакая уменьшенная версия Джимми Дуранте.[6]Каждое движение можно было записать и, останавливая где угодно, изучать во всех подробностях.

Когда он показал свой мультик, никто особенно не впечатлился, до тех пор пока он не объяснил, чем его трехмерная анимация отличается от предыдущих: она не была придуманной, воспроизводила движения настоящего микроорганизма, и по ней можно было восстановить его истинное поведение. Сам он отлично понимал, что сумел создать новую технологию и что теперь можно внедрить любой отпечаток в любую физиологическую систему — в кровеносную, костную, нервную и так далее — и подробно проанализировать их работу. «Вполне возможно, — сказал на совете Брюс, — можно воспользоваться этой технологией, чтобы помочь людям с нарушениями двигательного аппарата, контролируя его через компьютер».

Директору их института Теду Каммингсу, шутливо прозванному коллегами «на редкость компетентным» ученым, хватало, однако, ума оценить гениальную идею, если эта идея, улучив момент, сама прыгала в руки. Поскольку таких звездных идей у них не было давно и институт жил тем, что сдавал на сторону дорогущую технику, Тед, капитан и рулевой в одном лице, изощренно манипулируя правилами, принятыми в их почтенном кругу, взял курс на добычу гранта. К его чести, он даже сам выполнил львиную долю подготовительных лабораторных исследований. Это было вовсе на него не похоже. Брюс заподозрил его в том, что таким образом тот пытается обеспечить себе право, когда дело дойдет до наград, участвовать в дележке. Шумные почести могут соблазнить любого, даже такого талантливого администратора, которому почти не приходилось «опускаться» до научной работы. «Может быть, и у него скоро заканчивается контракт», — с сарказмом подумал Брюс. Слишком очевидна была личная заинтересованность, что казалось, мягко говоря, неожиданным для человека, последние одиннадцать лет руководившего деятельностью ученых, которым он в научном смысле в подметки не годился.

Одним из самых неприятных качеств Теда была его страсть к пунктуальности. Потому, когда у Брюса раздался звонок внутренней связи, ему от души захотелось взять аппарат и расшибить о стену.

«Господи, ну что же я никогда не успеваю к сроку?» На самом деле в этом не было ничего удивительного. Его наняли без собеседования, можно сказать, на дому. У него тогда была выгодная работа, он не собирался ничего менять. Однако ему пообещали, что он будет заниматься исключительно наукой и в то же время сможет расти по службе, так что в конце концов он согласился. Теперь он занимался интересными исследованиями, много ездил, сделал карьеру, но, чтобы все успеть, приходилось сидеть ночами.