Страшен был этот день для турок! Уже громадное алое знамя с золотым полумесяцем было поднято янычарами на стены и за ним со всех сторон, как муравьи на гору, лезли турки, уже паши турецкие скликали людей ворваться в город. Казаки бросились к этому месту, отняли знамя и погнали янычар. Не было в Азове ни одного человека, который бы не работал. Женщины готовили кипяток, плавили олово, раскаляли песок и носили все это на стены. Пока казаки огнем и копьями, а местами и врукопашную сталкивали турок со стен азовских, жены казачьи кидали на подходивших песок, лили кипяток и олово.

Уже солнце опускалось за холмами, уже краснела вечерняя заря и сумерки спускались на землю, а штурмы турецкие все не прекращались. На место убитых шли новые и атака шла за атакой до самой темноты. Ночью турки отхлынули. Бой прекратился.

Утренняя заря осветила место боя. Везде убитые и раненые. Казаки убили в этот день шесть янычарских командиров, двух наемных немецких полковников и шесть тысяч наемных немцев. Трупы убитых турок лежали валом выше пояса вокруг города. Тучи черных воронов реяли над ними и солнце пекло их мертвые белые лица.

Под вечер к Азову прибыл переговорщик с переводчиком, просил разрешения убрать трупы убитых и предлагал за каждого убитого янычара по золотому, за начальников и полковников по сту серебряных рублей…

Но казаки отказались от денег.

– Мы не продаем убитых и не торгуем мертвыми, – сказал от войска атаман. – Не дорого нам серебро ваше и злато, дорога нам слава вечная. Это вам, собакам, из Азова от нас, донских казаков и молодцов – первая игрушка. Это мы только оружие свое прочистили, дальше вам хуже будет!

Два дня турки хоронили убитых. Тихо было в их пестром и горделивом лагере.

На третий день турки приступили к правильной осаде Азова. В продолжении трех дней тысячи рабочих копали землю и насыпали валы. На глазах у казаков вал поднимался все выше и выше и стал уже выше стен азовских.

Тогда казаки горячо помолились и, попрощавшись друг с другом, вышли всем отрядом, под начальством атамана, и силою в пять тысяч бросились на трехсоттысячное турецкое войско.

– С нами Бог! – кричали казаки, – разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!

Атака казачья была так стремительна, что турецкие полки побежали. В эту вылазку казаки отняли у турок несколько знамен и побили множество турок. Кроме того, взяли 28 бочек пороха, которым тут же подорвали турецкий вал.

Турки отошли дальше и принялись насыпать валы еще больше первого. На пять верст тянулся новый вал. Целые горы воздвигались вокруг Азова, на горы эти ввозили тяжелые пушки и устанавливали их против города.

Началась бомбардировка. Шестнадцать дней и шестнадцать ночей длилась она. Страшный грохот громадных пушек потрясал землю и – как записали об этом казаки – «дым топился до небес».

Турецкие ядра разрушали стены, ломали дома, валили башни. Разбита была ими церковь Иоанна Предтечи, все постройки были снесены до основания и только уцелела церковь Св. Николая Чудотворца, уцелела потому, что стояла внизу горы и снаряды до нее не долетали.

Но, по мере того как валились стены азовские, казаки рыли землю и устраивали подземные жилища. Все зарылись под землю и хоронились там от пушечного боя. Затем казаки провели под турецкий лагерь 28 подземных ходов и начали по ночам делать подземные вылазки и нападать на турок. За разрушенными стенами насыпали земляные валы и так за время осады построили четыре вала!

Турки тоже прокопали подземные ходы, и началась страшная подземная война!

Тогда стали осыпать Азов всякими хитростями немецкими, бросали чиненные порохом ядра, раскаленные камни, наконец, вдруг перестали стрелять и 24 дня подряд кидались на штурм. Но казаки всякий раз отбивали турецкие атаки. Жены опять помогали свои мужьям сбрасывать турок с валов азовских…

Тяжело было казакам. Но не легче было и туркам. Турки ничего не знали о том, что делается в крепости. Перебежчиков у казаков не было, а от пленных ни обещаниями, ни пытками турки не могли дознаться, в каком положении находятся казаки. В турецком стане не хватало продовольствия. Трупы убитых, плохо закопанные, лошадиные остовы разлагались в летние жары и страшный смрад стоял над лагерем сераскира-паши. Начались болезни. Раненые и больные умирали без помощи и без ухода. Наконец паша, чувствуя, что не взять ему Азова открытой силой, отписал турецкому султану грамоту и просил его отложить взятие Азова до весны.

– Паша! Возьми Азов или отдай свою голову! – отвечал ему султан.

В сентябре месяце сераскир решил взять казаков измором. В продолжении двух недель он каждый день посылал по 10 000 человек на штурм, сменяя штурмующих каждый день, и днем и ночью вел непрерывную стрельбу по крепости.

Последние силы истощались у казаков. От смрада, стоявшего над городом от трупов, которые не успевали погребать, казаки стали болеть цингой, «поцынжали». От бессонных ночей и дневной работы при отбитии штурмов измучились.

«Ноги под нами подогнулися, – описывали казаки это тяжелое время, – и руки наши обороненные уже служить замертвели. A уста наши и не глаголют от беспрестанной стрельбы пушечной и пищальной. Глаза наши, по них, поганых, стреляючи, порохом выжгло. Язык наш в устах наших на них, поганых басурман, закричать не может».

С трудом держали казаки в руках оружие и сами считали, что уже нет у них силы оборонять Азов. И вот они решили выйти из разрушенного турками города и пасть всем до одного, чтобы не было срама им, что они Азов сдали.

Ночью, 26 сентября, начали прощаться донцы с Азовом, который отстаивали четыре месяца. Тени, а не люди ходили по обломкам Азова и спускались к храму Николая Чудотворца.

– Прости ты нас, грешных и непотребных рабов своих, Великий Государь и великий князь Михаил Феодорович всея России, и вели помянуть нас, грешных, – говорили казаки.

– Простите все, православные христиане, и помяните души наши грешные со всеми нашими родителями. Не позор мы, бедные, учинили государству Московскому.

– Простите нас, леса темные и дубравы зеленые, простите нас, поля чистые и тихие заводи.

– Простите нас, море синее и тихий Дон Иванович. Уже нам, по тебе, атаману нашему с грозным своим войском не ездить и дикого зверя в чистом поле не стреливати. И в тихом Дону Ивановиче рыбы не лавливати!..

Так простившись, на рассвете 27 сентября, истомленные, скорбные, раненые и больные люди вышли из лагеря – и, выйдя, почувствовали в себе былую бодрость и силу. Встрепенулись сердца, и эти несчастные готовились дорогой ценой продать свою жизнь…

Но в передовых укреплениях турецких царила мертвая тишина. В утреннем тумане медленно подвигалась горсть защитников Азова. Но вот повеял с моря легкий ветерок, и казаки увидали пустой лагерь и турок, поспешно грузящихся на суда.

Господь услышал молитвы казачьи. Сераскир не счел возможным, ввиду болезней в его лагере, продолжать осаду, и отступил.