и я осторожно на этот раз всё-таки продолжаю. Наконец, Лина громко выдыхает: «Потекло!» и расслабляется. Промежность её влажнеет от извержения и становится липкой. Нежность заполняет меня и тяга любви, потому что она приятна мне, она «своя», и я для неё «свой»…

…Только встречают меня твои морщинки на лице, а, уходя, я вижу, как щёки твои алеют, лицо разглаживается. А искорки любви в твоих глазах вселяют радость от встречи и полученного любовного заряда.

…Ты говоришь: «А если бы кто увидел нас сейчас, что подумал?» И сама отвечаешь: — Кому, какое дело? Мы любим друг друга, и не обязаны впускать каждого туда, где нам всегда хорошо, чтобы мы ни делали, и как».

* * *

В стране произошли неожиданные для многих людей перемены. А если сказать больше, то и самой той страны, которая была — не стало. Огромная линия границы в одночасье разорвалась на отдельные отрезки, которые потом сомкнулись каждая сама по себе, замыкая схваченные впопыхах пространства. Родина для всех сузилась до размеров региона, в котором ты оказался. Некогда централизованная система геологической службы распалась, а потом и вообще исчезла. Отдельные виды работ, связанные в основном с извлечением ценных ископаемых, перешли в частные руки новоиспечённых предпринимателей и авантюристов, готовых народное богатство продать за бесценок, кому угодно, включая иностранцев, лишь бы сиюминутно лично обогатиться. Теперь геологов можно было встретить где угодно, только не в местах профессиональной деятельности.

Я шёл по одному из рядов барахолки, и вдруг в стороне мелькнуло знакомое лицо.

Приглядевшись, я узнал Игоря Юльевича. Он тоже меня заметил, и, подняв руку над головой, сделал знак, что видит меня, хотя тотчас свернул в ближайший проход между рядами. В руках у него была домашняя телевизионная антенна в виде большой тарелки. Я понял, что это его изобретение, которым он торгует по рядам. Завидев меня, вероятно, смутился и постарался скрыться. Не знал Игорь Юльевич, что и меня постигла такая же участь, и что не далее, как через дорогу, и я торгую кожаными изделиями, только не своими собственными, а работаю на хозяина из бывших геологов, только оказавшегося более удачливым.

Главный инженер партии «новой техники» Вячеслав Анасьев тоже стал предпринимателем — ИП. Он уже занимается шино-монтажными работами в арендованном вагончике на СТО. Я встретил его, и поинтересовался судьбой Игоря Юльевича, которого мельком увидел на базаре. «Мы перезваниваемся с ним, — сказал Вячеслав, — недавно Игорь предложил мне поехать в горы на заготовку веников, которые он готов продавать».

Я захотел узнать подробности и пригласил Вячеслава в буфет выпить по кружке пива.

— Каким-то странным показался мне Игорь Юльевич, — начал разговор я. — Он будто сторонится меня, буквально уклонился от встречи на барахолке. Что с ним происходит?

— Многое что с ним произошло, — ответил Вячеслав.

— Понимаешь, — перебил его я, — в сущности, я ведь ничего про Игоря не знаю. Когда мы встретились впервые на буровой у Шахлара, мне казалось, у него всё в порядке, и на меня он произвёл отличное впечатление: геолог, шахматист, поэт — очень интересный перспективный специалист.

— Так оно и было до тех пор, пока в их семье не случилась беда. Сын в старших классах связался с наркоманами, попался с торговлей наркотой, и угодил на два года в колонию. Жена — школьный учитель математики — не перенесла позора, ушла из школы, запила. Сын освободился, и взялся за прежнее, в конце концов, от передозировки скончался. Жена обезумела от стыда и переживаний и попала в психиатрическую больницу, где, каким-то образом, раздобыла снотворных таблеток, и, наглотавшись, свела счёты с жизнью. Игорь оказался в прострации. Живёт, как неприкаянный. Хорошо хоть старшая дочь с семьёй вернулась из-за границы, и он находится с ними.

Он и Она

Игорь и Лина прогуливались на широкой прибрежной террасе, где вдоль аллей были расставлены деревянные скамейки, на которых отдыхали посетители, наблюдая за молодёжью, занятой на спортивной площадке. Внизу у самой речки было огорожено небольшое заведение с экзотическим названием «Бунгало», где можно всегда полакомиться мороженым или съесть шашлык. В выходные дни работники с ипподрома сюда пригоняют лошадей, катают детей на «тройке с бубенцами» и обучают верховой езде. Зимой посетители весело катаются с горки на санках, а летом берут напрокат велосипеды и гоняют вдоль речки до самой плотины и обратно. В общем, местечко достаточно оживлённое, а так как находится на окраине города, то и экологически чистое. В последнее время пара частенько заглядывала сюда. Сейчас они ушли подальше от людных мест и расположились на скамейке, откуда открывался вид на горы. Правда, сегодня горы казались приземистыми, и линия профиля вычерчивала только ближайшие возвышения, а далее дымка, хотя и была светлой, скрывала и растворяла величие отдалённых громад с ледниками и изумрудной зеленью.

Сначала Игорь и Лина сидели, придвинувшись вплотную, и согревали дыханием друг другу руки. Потом шаловливая рука кавалера «сквозь дебри» одежд своей милой спутницы проникла до самых бёдер в знакомое местечко с шелковистой порослью волосиков. Эти заповедные места были для него самыми эротическими, возбуждающими его воображение. Он любил их целовать, когда они были оголёнными.

Руки Лины тоже не бездействовали, они машинально вскрыли молнию джинсов, и одна из них произвольно потянулась к пенису. Сначала тот оказался маленьким и вялым. «Ах ты, шалунишка, — ворковала Лина, — забыл обо мне? Ничего, ничего, сейчас проснёшься, твоя Фея тебя поднимет». И головка «шалуна» надувалась, а стерженёк вытягивался, постепенно увеличиваясь в размерах. «Ага, проснулся, мерзавчик? А ну-ка, где ты там?» Она наклонилась и поцеловала головку. Так они нежились, и было им приятно.

— А знаешь, почему наша «лодка любви не разбилась о быт»? — заговорил Игорь Юльевич, — Потому что мы не подвержены бытовой суете: и ты, и я встречаемся только для любви. Мы не готовим обеды, не стираем бельё, не занимаемся уборкой жилья, и не выносим мусор. Мы не раздражаемся бытовой суетой, не ругаемся по мелочам. Ты понимаешь меня, Лина?

— Ещё бы. То есть, бытовые проблемы мы решаем каждый сам за себя, Но ведь это хорошо, Игорёк?

— И всё-таки, Линочка, нам не хватает взаимности, мы всё время скучаем друг без друга, тоскуем и рвёмся навстречу. И у меня появилась идея, изменить образ жизни.

— Это уже что-то новое, давай, говори, мой мудрец-Игорец.

— Мы должны соединиться с тобой, расстаться со своими близкими, не претендуя на недвижимость.

— Как это?

— А вот так, уходим без претензий на свою долю квадратных метров. Ты оставляешь всё сыну, а я дочери.