Потери у нас в тех боях были большие, так что полк отправили на переформировку. Вернувшись на фронт, 23 июня 1944 года освободили Витебск и стали наступать на Полоцк. Атаковали этот город без тралов. Дошли до второй траншеи, пехота поднялась и пошла за нами. Здесь надо подчеркнуть, что мы атаковали не с исходной позиции, а прямо с рубежа развертывания, потому что местность не позволяла развернуться для атаки, поэтому немцы были предупреждены о нашем появлении. Так что, пока мы разворачивались в боевой порядок на нейтральной полосе, они успели отсечь от нас пехоту, которая залегла у первой линии вражеских траншей и дальше не пошла. В результате мы на окраину Полоцка вышли одними танками. А противник только этого и ждал – он сильно укрепился в городе, в некоторые дома на окраине даже зенитки и противотанковые пушки затащили на вторые этажи. Как они начали бить по нам, ужас! Мой танк наступал крайним левым в роте. Первый вражеский снаряд попал в гусеницу и разбил ее. Танк завертелся, и получилось, что мы повернулись бортом к артогню, со всех сторон ведется пулеметный огонь. С подбитых рядом с нами танков выскакивают люди, немцы их расстреливают в упор. Нас с ребятами спасло то, что неподалеку проходило железнодорожное полотно. Второй снаряд, болванка, попал в борт. Разворотило весь мотор, и танк вышел из строя. Мы выскочили из танка, а в железнодорожном полотне насквозь проходила труба метра полтора в диаметре – в ней протекал ручей. Мы в эту трубу соскочили и увидели, что к танку подбежали немцы и постреляли внутрь немного. Мы же по длинной трубе вышли на тот край полотна. К тому времени уже стемнело, так как мы пошли в атаку где-то во второй половине дня.

Ну что, надо пробираться к своим. Посмотрели, куда был повернут наш танк, и поняли, что в противоположном направлении наш тыл. Стали короткими перебежками отступать. Когда выскочили из танка, с собой взяли лобовой пулемет, который отдали радисту, единственный автомат вручили башнеру. У меня имелся револьвер, который нам выдавали для того, чтобы я мог отстреливаться в револьверное отверстие, если танк встал и немцы окружили его. Дело в том, что затвор ТТ ходит при выстреле, а у револьвера ствол остается на месте. Добрались до немецкого боевого охранения. Видим – впереди вырыт окоп, в котором сидят два немца. Вползли в него, одного я из револьвера пристрелил, а второго из автомата башнер. Ну что, дальше стали продолжать ползти. Когда подползли к нейтралке, то увидели, что и немцы бросают осветительные ракеты, и наши. В промежуток между ракетами стали пробираться. Наши что-то сумели разглядеть и так открыли огонь, что головы поднять нельзя. Только перестанут стрелять, мы немножко проползем, и снова открывают огонь. Елки зеленые, уже половину нейтралки проползли, даже ближе очутились к нашим окопам, но стрельба такая, что нельзя голову поднять. Спасло одно – местность была неровная. Мы начали кричать: мол, свои, но ни хрена это не помогало. Вот когда начали матюгаться что есть сил, из окопов удивленно говорят: «Это вроде наши!» Мы подползли к своим, пошли в тыл, там нам сказали, что где-то поблизости расположен командный пункт нашего полка. У нас в том бою подбило много танков, только несколько вышли к своим, потому что атаковали без пехоты. Мне вручили новый танк Т-34. В его экипаже погибли при бомбежке командир и механик-водитель. Мы тогда стояли на месте, она куда-то ушли и попали под бомбу. Но я сказал, что мне башнера надо своего, с Гришей Бабичем долго воевал. В итоге мне дали мой экипаж в полном составе. Начали снова наступать на Полоцк дня через два, его в первом бою не взяли. Бои были тяжелые, немцы укрепились хорошо.

Когда во второй раз ворвались в Полоцк, нас сопровождала пехота. Когда вошли на улицы, они за нами спрятались. Немцы увидели, что танки поддерживаются пехотой, и стали отступать, начали бросать дома, а мы били по пулеметным точкам противника, после чего пехота продвигалась вперед. Когда освободили Полоцк, нас перебросили под город Браслав. Дальше вышли в Литву. Здесь были топкие места, воевать было тяжело. Здесь во время Каршунайского прорыва мы прошли 120 километров, взяли Тукумс и вышли к Балтийскому морю, где набрали в четверть морской воды и отправили в подарок командующему 1-м Прибалтийским фронтом Герою Советского Союза генералу армии Ивану Христофоровичу Баграмяну.

В октябре 1944-го после переформировки мы начали наступление западнее Шауляя. Ворвались в проволочное заграждение и проделали проход в минном поле для линейных танков. В этом бою использовали тралы. Они были очень эффективны против мин противника. Пятитонный трал ПТ-3 представлял раму, к которой, в свою очередь, шарнирно, через траверсу, крепилась ось. На ось были надеты две группы стальных катков. Каждая группа состояла из пяти катков, на конце которого были так называемые «шпоры», которые давили на мину. Группы катков на оси были распределены так, что они оказывались на одной прямой с гусеницами танка. Действие трала заключалось в том, что двигающийся танк толкал перед собой раму с катками. Наезд катков на мину приводил к срабатыванию нажимного взрывателя и взрыву мины без ущерба для танка, который после взрыва мог продолжать движение. В результате на минном поле взрывались противотанковые и противопехотные мины, сами же взрывы для катка были не страшны.

В этом бою мне довелось поджечь танк противника. После того как мы прорвали оборону противника и прошли вперед за местечко Упина, с фланга мой танк атаковали два орудия. Я их подбил из орудия и стал поливать отступающую пехоту противника из пулемета. Конечно, стрелял и радист, но знаете, тот пулемет, который был у него, использовался скорее для устрашения, ведь там было очень маленькое наблюдательное отверстие, в которое радист ничего не мог увидеть. Так что стрелял больше для наведения паники. Затем я увидел блиндаж и его так же подбил осколочным. И вдруг смотрю, сбоку какой-то лесок небольшой, скорее даже рощица, и в ней сидит танк. Смотрю, он пушку в мою сторону поворачивает. Я выстрелил и первым же снарядом попал ему в гусеницу. Разбил ее. Башнер зарядил второй снаряд, и мы подбили немца. К тому времени выстрелили меньше половины боеукладки. Этот факт стал в дальнейшем для нас роковым.

Мы двинулись вперед по голой местности, потом развернулись и наткнулись на немецкую засаду. Вражеские танки засели на возвышенности, поросшей лесом. Первым же выстрелом болванкой попало прямо в прибор наблюдения МК-4: Грише Бабичу оторвало голову; второй снаряд, бронебойный, попал в борт, прошел дальше в моторное отделение, пробил перегородку и разворотил воздухораспределитель для запуска танка. Меня в башне контузило. Спасло то, что выскочившие из танка механик-водитель и стрелок-радист вернулись за мной и оттащили метров на тридцать. Когда очухался, наш Т-34 уже начал гореть, еле успели вынести тело Бабича. Затем раздался мощнейший взрыв – это сдетонировали снаряды, и башню взрывом отбросило метров на восемь от танка. Если бы я остался в танке, то неминуемо погиб бы.

Остальные наши танки попятились назад, чтобы не подставляться, и открыли огонь. В это время на «Студебекерах» подлетели артиллеристы, у них были 100-мм полевые пушки БС-3. Прямо напротив возвышенности выкатили орудия, грузовики отъехали, и они так открыли огонь по врагу, что немецкие танки быстро отступили. За эти бои меня наградили орденом Красная Звезда.