О чем он толкует?

– Эйфорию? Шутить изволите? Ты хоть знаешь, что вокруг творится?

Торнада и Тарп разинули рты.

– Естественно, знаю. К тому, что происходит в городе, имеют непосредственное отношение люди, привыкшие обращаться с крупными партиями благородных металлов.

– Ладно, ладно. – Эх, лопухнулся я, затеял этот разговор при посторонних; теперь Торнаде точно будет над чем поразмыслить.

– Пожалуйста, спровадь поскорее своих друзей. У нас гости, с которыми необходимо разобраться.

О-хо-хо. Вот так всегда.

От меди Торнада отказалась наотрез. Простушка простушкой, но житейской смекалки, присущей всем деревенским, у нее не отнять. Рассуждала она приблизительно так: раз мы не хотим расплачиваться серебром, значит, нам известно что-нибудь этакое.

К Покойнику и его мозгам она относилась с большим уважением.

Плоскомордый поддержал приятельницу – хотя вряд ли отдавал себе отчет, почему. Когда я попытался всучить ему медь, он одарил меня мрачным взглядом.

– Не трать все сразу, – жизнерадостно посоветовал я.

– Уже потратил, Гаррет, – отозвался он. – Я задолжал Морли.

Вот как, оказывается? Нет, что Тарп прислуживает в заведении Морли, – это я прекрасно знал. Но чтобы Морли дал в долг своему работнику?..

– Гаррет, ты бы обратился к врачу, – неожиданно вмешалась Торнада.

– К какому еще врачу?

– Который всяких психов лечит. Ты уже до ручки дошел – вон, с птицами разговариваешь.

– Это хворь излечимая. Окажи мне услугу – и я мгновенно поправлюсь. Забери попугая с собой. Он тебя обожает. И здравого смысла у него поболее, чем у некоторых двуногих.

В ответ я получил витиеватое перечисление всех своих родственников до десятого колена, после чего Торнада гордо удалилась. Тарп поспешил следом, убеждая на ходу свою подружку, что она отвергла лучшее предложение из всех, какие только ей доводилось получать. Но Торнада не была бы Торнадой, если бы признала ошибку.

– Заткни пасть, не то голодным останешься, – прорычала она.

– Не останусь, – огрызнулся Тарп. – Пошли, сожрем чего-нибудь.

Я захлопнул дверь. Итак, охрану спровадили, причем – прошу отметить – без особого труда: Торнада даже не попыталась завлечь меня в какую-нибудь безумную аферу, вроде похищения драгоценностей короны. Как там говорится? Родных не выбирают, но друзей каждый заводит сам? Что ж, если пословица верна, странные у меня позывы и предпочтения…

– Гаррет, время не ждет.

Я вздохнул и направился в апартаменты Покойника. У самой двери остановился и позвал: «Дин! Давай сюда, будешь свидетелем».

Все признаки были налицо. Мне предстояло выслушать очередное выступление великого магистра тактики и гения сыска. И ведь если ему заявить, что все его речи только зевоту нагоняют, он не поверит; переубедить логхира способен лишь другой логхир. И то не всякий: мой напарник, даром что был мертв несколько столетий, пользовался репутацией до омерзения самоуверенного существа.

– Дин, пожалуйста, приведи нашего гостя. И будь настолько любезен, прихвати тарелку с едой для Гаррета. Он явно проголодался и потому неадекватно воспринимает мои слова.

Еще бы я их воспринимал! По отдельным фразам и словечкам Покойника я определил, что в гостях у нас дама и ей никак не больше сорока. Дин умел обращаться с женщинами, годившимися ему в дочки. Их так и тянуло к нему на кухню: во-первых, он был слишком стар, чтобы посягать на трепетное женское достоинство, а во-вторых, для захожих дам у него всегда находилось что-нибудь вкусненькое (меня же, своего хозяина, он держал в черном теле).

– Неужели снова Тинни?

– Нет. Расскажи мне, что ты узнал.

– Рассказать? Чего же я тогда весь день таскался с этим долбаным попугаем?

– К сожалению, способности этой птицы весьма ограничены. Она слышит только то, о чем говорят рядом с ней. А ее зрение и обоняние оставляют желать много лучшего.

– Найди себе человека, – неосторожно посоветовал я, тут же спохватился и прибавил: – Гаррет исключается.

– Замечательная идея. Увы, человеческий мозг недоступен для удаленного доступа. И не только человеческий. В мире нет такого разумного существа, которое полностью отвечало бы моим требованиям. Надо будет как– нибудь обдумать, что с этим можно поделать.

– Обдумай, – бодро согласился я. Сколько бы он там ни думал, мне явно не грозит превратиться в зомби на мысленном поводке у логхира.

Дверь распахнулась. Вошел Дин с тарелкой в руках, а за ним…

– Ты? – Сказать, что я изумился, значило не сказать ничего.

– Я, – признала Белинда Контагью. – Как ты рад меня видеть, Гаррет! Прямо сердце от восторга разрывается.

У этой женщины, по моему глубокому убеждению, сердца не было и в помине, но я не стал говорить этого вслух.

Она предпочитает черное. Нет, не так. Она обожает черный цвет. Потому ее наряд был выдержан в одном тоне: черный плащ поверх дорогого кожаного, мужского покроя костюма; черные сапоги на высоких каблуках; черные шелковые перчатки за поясом из черной кожи. А на полочке в нашей передней наверняка лежат черная шляпка и черная же вуаль. Даже ногти Белинда красила черным, губы подводила помадой, притемнявшей их и придававшей блеск; а лицо густо пудрила, из-за чего оно казалось неестественно бледным.

В общем, вампиры и то здоровее выглядят – доводилось мне встречать пару-тройку румяных кровопийц…

Несмотря на свой наряд и макияж – а может, как раз благодаря тому и другому, – она была невероятно красива. Мало того – от нее словно исходил некий дурманящий аромат, лишавший мужчин головы и заставлявший начисто забыть о чувстве самосохранения. Короче, этот вампирский прикид выглядел весьма эротично.

Ростом Белинда под шесть футов. Выглядит она лет на двадцать пять, но утверждает, что ей двадцать. До недавних пор она вела такую жизнь, будто вознамерилась во что бы то ни стало умертвить сама себя. Но это уже в прошлом; нынче она в отличной форме – достаточно взглянуть на эту точеную фигурку, от которой, пройди Белинда кладбищем, и мертвые вскочат. Глаза темные, того баснословного сорта, какой принято именовать «зеркалами души». Правда, жалости в них искать напрасно; у кобры во взоре и то больше добра и сочувствия.

– Ты прислал сообщение. Я была в это время в городе. Других дел не сыскалось. Вот я и пришла. Ты где-то шлялся, но добрый Дин меня впустил.

Я попытался испепелить Покойника взглядом. Предупреждать же надо!

Он будто снова впал в спячку.

Надо признать, Белинда – женщина отважная. Она знала про Покойника – и все равно пришла, тогда как всякий хотя бы с одной-единственной черной крапинкой на совести норовил держаться подальше от моего напарника.