Плохие предчувствия меня не подвели, и уже летом на нашей даче в Зеленогорске я в качестве крепостного актера был главным действующим лицом на дачных концертах-представлениях, устраиваемых все тем же деспотом-дедом. Насколько я смог тогда разобраться в ситуации, нам с Танечкой сильно не повезло, поскольку он только уволился с поста заместителя редактора «Ленинградской правды», ответственного за освещение в газете культурных событий нашего города, и мы просто попались ему под горячую руку. Толи ему не хватало журналистов, которых он мог бы поучать и загружать заданиями, то ли культурной среды, в которой он до недавнего времени вращался, но отдуваться за все пришлось именно нам с сестренкой. Из-за того, что я был старше Тани и опытнее, на меня приходился основной удар. На ее два-три стишка и басенки мне приходилось читать порядка десятка.

Мы изготавливали билеты-приглашения и разносили их нашим дачным соседям. Людей на концерты приходило иногда человек до тридцати, среди которых были также и дети примерно нашего возраста. Последнее обстоятельство меня раздражало и задевало: в то время, когда сверстники полноценно отдыхали и развлекались на летних каникулах, мы с сестренкой писали диктанты и изложения, учили стихи и, что самое неприятное, должны были, как обезьяны на сцене, всех развлекать. Но разве деда наше мнение могло беспокоить — конечно, нет!

Все же я выработал свои методы борьбы с его тиранией, пусть и не столь эффективные. В басне «Мартышка и очки» есть такие строчки:

Так вот, именно к этому «Тьфу» я специально готовился на концертах, заблаговременно накапливая слюну. Произнося эти звуки, я гордо смотрел на деда и плевал в его сторону, прикрываясь мартышкиной ролью. В этом поступке выражалось все мое скрытое отношение к диктату деда над нашими судьбами.

Да, я вынужден был подчиняться, но в душе я оставался свободным и посылал ему знак. Конечно, для деда это было не более чем комариный укус для циклопа. Но это было важно для меня. В конце представления он мог только сказать что-то вроде: «Я считаю, что ты сегодня опять немного переиграл», или «не стоит излишне уподобляться образу».

Но поскольку наши выступления пользовались большим успехом у зеленогорских дачников, и они награждали нас бурными овациями и радостными возгласами, дед в целом был доволен своим дачным театром, принимая, видимо, на свой счет часть от заслуженных нами с Танечкой аплодисментов. Все-таки он — главный режиссер.

Помню одну трагикомичную историю из нашей дачной жизни, где мы с сестренкой проявили свое воображение в полную силу. Гуляя по гравийной дороге невдалеке от нашей дачи, я обратил внимание на широкие следы от проехавшей грузовой машины. Следы, как следы — вроде ничего особенного, но что-то все-таки заставило меня остановиться и внимательно к ним присмотреться. Я понял, что меня привлекло. Весь путь, проложенный правым колесом грузовика по песчано-гравийной смеси, был усеян мертвыми муравьями.

— Танечка, какой ужас! Ты посмотри, сколько трупов. Как после фашистской бомбежки! Представились муравьи мне мирными жителями, спасающимися бегством от оккупантов. Но вражеские самолеты с танками подло уничтожили гражданское население, не дав ему шансов эвакуироваться.

Сестренка увидела мою реакцию, схватилась за щеки и начала искренне сопереживать несправедливо убиенным жертвам войны.

Я всегда удивлялся тому обстоятельству, что Танечка практически всегда и во всем настраивалась на мою волну, поддерживала меня, и ее эмоции напрямую зависели от моих чувств. Так было и на этот раз.

— Сашенька, что же нам теперь с этим делать? — Таня смотрела на меня полными надежд глазами, ожидая, что, как и всегда, ее брат сможет принять оптимальное решение.

— Это не по-людски, — многозначительно сказал я и по-деловому скрестил руки за спиной, — нужно их всех похоронить.

— Точно, какой же ты умный, Сашенька, только как мы будем это делать?

Я задумался над ее вопросом, по взрослому наморщил лоб и начал вспоминать кладбище, где мы были пару раз вместе с дедушкой на могиле его мамы.

— Нужно им выкопать могилы, а сверху поставить кресты. Так всегда хоронят мертвых. Разве ты этого не знаешь?

Танька бодро кивнула, и мы с особой торжественностью принялись за дело. Технология была следующей: в песке проделывались небольшие лунки для наших покойников, затем их тела бережно укладывались туда и засыпались. Захоронив на двоих с сестренкой порядка двух десятков павших бойцов, мы выдохнули и начали обозревать плоды наших рук. Что-то было не так. Я напрягся и осознал наши недоделки: на могилках не хватало крестов. Поняв, что мы не в состоянии изготовлять вертикальные крестики, мы с Танечкой начали бодро укладывать на холмики перекрещенные палочки.

— Ну вот, теперь по-божески, — я выдохнул, вытер пот и удовлетворенно осмотрел наши законченные творения. Довольная Таня улыбалась.

Технология была отработана, и мы начали ставить дело на поток. Но уже минут через пять мой энтузиазм иссяк, и я на правах старшего решил остановить операцию. Пройдя вдоль автомобильного следа более ста метров, я понял, что мы взяли на себя совершенно непосильную задачу, поскольку весь путь был усеян муравьиными трупиками, нуждающимися в захоронении. Их было так много, что невозможно было даже сосчитать покойников, не говоря уже о персональных похоронах. И я сдался, предоставив природе самой разбираться с последствиями муравьиной трагедии. Мы пошли на дачу.

Да, мы не смогли справиться полностью с нашим заданием, но все-таки мы — простые дети — сделали много, и ощущение сопричастности к чему-то очень важному и таинственному никак не покидало меня. Я воображал нас с Танечкой тружениками тыла, которые в тяжелый для Родины час не растерялись и взяли на себя очень серьезную миссию. А могилки муравьиные как-то удивительно быстро исчезли сами собой уже вечером следующего дня.

Великолепные отечественные сериалы — «Три мушкетера» и «Приключения Шерлока Холмса» в младшем школьном возрасте вызвали у меня бурный интерес к первоисточнику, и дедушка, откликнувшись на потребности внука, подарил мне «Библиотеку приключений» и собрание сочинений Конан-Дойля, которые я тут же начал зачитывать до дыр. Восторгам не было предела. Меня восхищали, удивляли и притягивали атмосфера и мир книжных героев, которые переносили меня то в викторианскую Англию, то в средневековую Францию. Я неохотно вылезал из своего яркого мира книг в серые ленинградские будни городских новостроек и уныло плелся в школу мимо безликих блочных домов. Но предвкушение новых встреч с полюбившимися героями наполняло меня особым ярким и радостным светом. Я приходил домой, обедал и с головой нырял в царство книг — там я обретал счастье.

Нельзя сказать, что я не был счастлив в реальной жизни, но красок, динамики и ярких событий в ней все же недоставало. Потом пришли Дрюон, Стивенсон, Вальтер Скотт, Джек Лондон, Майн Рид, Фенимор Купер и, конечно же, Жюль Верн. Мир был прекрасен и безграничен, и я был его частью.