Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я не обязан и не хочу тратить свою жизнь на твою болезнь», – вот что он сказал вчера. Сказал, что жизнь слишком коротка, что он готов помогать деньгами, но смотреть, как увядает некогда любимая женщина, – выше его сил. Из чего Наталья заключила, что Коля уже нашел тихую гавань в стороне от родной пристани и «некогда любимой женщины».
Разрубание этого последнего каната принесло… облегчение.
Наконец-то стало понятно, что происходит. И Наталья с каким-то даже удовлетворением перестала думать о том, что творится в голове и в душе у мужа, и полностью погрузилась в собственную боль.
«Собирай вещи и съезжай, Коль», – сказала она ему. И с легким ужасом увидела: он обрадовался, что именно она произнесла эти слова. Пошел на балкон и вытащил их единственный огромный чемодан. К вечеру следующего дня вещи были собраны, и муж вышел за дверь, как будто отбыл в путешествие. Наталья сидела на кухне и смотрела в стену перед собой, боясь не одиночества, а надвигающегося вечера, в котором себя некуда было деть и невозможно было спастись от своих мыслей.
А еще через день Наталья сидела в том же ярком платочке и с таким же отсутствующим выражением лица, но в кабинете штатного психолога онкодиспансера. Придя к районному онкологу за направлением, она вдруг случайно увидела дверь, которую раньше не замечала – «Психолог». Дверь была приоткрыта, за ней было солнце в отличие от темного коридора, и выглядело это как приглашение. И Наталья вошла.
Психологом оказалась молодая коротко стриженная девушка: крупные черты лица, яркая помада, низкий голос. Она спокойно выслушала сбивчивый рассказ Натальи и даже бровью не повела. «Сколько она слышит таких историй в день?» – промелькнула у той мысль.
Выслушала и спросила:
– А какое у вас хобби?
Наталья словно наткнулась лбом на невидимую бетонную стену. Какое хобби? При чем тут хобби? Тут рак, тут муж ушел к другой, тут сын-подросток от рук отбивается, а ее про хобби спрашивают?! Даже в глазах потемнело от захлестнувшего возмущения. Но девушка-психолог смотрела открыто и с интересом, ждала ответа, не издевалась совсем.
– У меня нет хобби, – сказала Наталья даже с вызовом.
В кабинет заглянул высокий худой мужчина. Деликатно кашлянул.
– У меня сейчас пациент по записи, – сказала психолог, – давайте я запишу вас, вы придете ко мне на прием, и мы обо всем подробно поговорим. А до этого времени у вас задание – найти себе хобби.
– А где мне его найти?
– Вариантов мильон! – улыбнулась девушка. – Самое простое – вспомните, что любили делать в детстве. До свидания!
Наталья вышла из здания поликлиники озадаченная. Она шагала знакомым маршрутом, но мыслями была в своем детстве. До мелочей вспомнился письменный стол в углу ее комнаты, книжные полки над ним. Мысленно она выдвинула верхний ящик стола и заглянула в него, а там – рисунки. Десятки рисунков на листочках в клетку и в линейку, на альбомных листах, на каких-то обрывках и кусках бумаги – рисунки, рисуночки, наброски. Лица, руки, ноги, коты, драконы, дома на фоне деревьев, корабли, горы.
И взрослая Наталья вдруг ощутила тепло в солнечном сплетении и в кончиках пальцев. И прямо около дома развернулась и пошла в магазин товаров для творчества.
Пока шла, опять думала. Когда она перестала рисовать? Во время учебы в университете? – Нет, еще рисовала, целые блокноты долго потом лежали аккуратными стопками в тумбочке родительской квартиры. Когда начала работать, взяла свое первое классное руководство? – Нет, тоже нет, на столе всегда лежал блокнот, и Наталье хорошо думалось, пока рука сама собой выводила простым карандашом линии и лица.
Когда? – После свадьбы, да. Когда вдруг оказалось, что на рисование времени нет совсем. Когда захотелось баловать молодого мужа борщами, котлетами и пирогами. Даже вспомнились беляши на завтрак в воскресенье, ради которых она вставала в 6 утра в свой единственный выходной. Очень уж Коля любил беляши. А потом и сын Кирилл полюбил по утрам в выходной есть свежие горячие пышки.
Потом купили квартиру, своими силами несколько лет делали ремонт. Стирка, глажка и бесконечное мытье полов. И тетради, тетради, горы тетрадей, которые Наталья приносила домой на проверку. В какой момент со стола исчез блокнот, она и не заметила.
В магазине Наталья долго бродила между полок. Трогала руками всё – бумагу разной плотности и разного назначения, щетину кисточек, карандаши (обалдеть, сколько стали выпускать разного!). Потом дошла до полки с трафаретами и самоучителями и еще полчаса просто перелистывала страницы то одного альбома, то другого, как завороженная. А потом добралась до прилавка с блокнотами – и там пропала.
На кассу несла покупки, как добычу, крепко прижимая к груди. И впервые за несколько месяцев не чувствовала, что грудь всего лишь одна.
А когда пришла домой и не увидела в прихожей кроссовок мужа на привычном месте, вдруг осознала, что целый час не вспоминала о том, что Коля ушел. Не думала даже о своем раке, словно вернулась к себе прежней. Не к себе жене-матери-учителю-до болезни, а к себе, Наташке Свиридовой, девчонке, у которой всегда ладонь правой руки была серой из-за размазанного по ней карандаша. И правая манжета блузки тоже всегда была испачкана краской или размазанным карандашом.
Наталья разложила на кухонном столе свои покупки, любовалась. Потом вытащила из упаковки остро наточенный карандаш, раскрыла первый в ее жизни блокнот для скетчей с плотными шершавыми страницами. Провела первую линию, еще не зная, что получится.
…И с облегчением почувствовала, что нет прошлого, нет будущего, есть только одно время – сейчас: белый лист, черный грифель, начало чего-то красивого. И завершить это красивое у нее точно хватит и сил, и времени.
«А дальше посмотрим», – сказала Наталья сама себе вслух, улыбнулась и принялась рисовать.