вести не учёные как таковые, потому что они всё ещё думают с предрассудками об этом Gemeinwesen. Как всегда именно наименее знакомая с наукой группа будет способна уничтожить КСП своим действием. Движение Мая-68 показало это: на улицах проповедовали и на стенах писали освободительные лозунги отнюдь не учёные.

Май 1968-го и предшествовавшее ему движение в США, показали в первую очередь новое биологическое измерение: потребность примирения человека с природой. С другой стороны, выводя на передний план действие, отрицая все идеологии и даже отказываясь от теории, движение показало ещё одно требование в желании утверждения жизни. Западная цивилизация с самого начала преобразовывала всю жизнь в знание, но теперь надо преобразовать всё знание в жизнь (как указывал Ницше). Общество капитала – это правление смерти и было бы легко показать, что капитал, как овеществлённая (sachliche), автономизированная форма является лишь абсолютным знанием!

Надо упразднить старый процесс познания, подразумевающий, что уничтожение необходимо ради знания. Для этого индивид должен примириться сам с собой, примирив мозг и чувства, а также прийти к примирению как вид. Будущая революция интегрирует потребности прошлых. Коммунистическая теория, рождённая с появлением пролетариата в истории не должна быть отвергнута, напротив, сейчас она лучше всего доказана, но она не может быть осуществлена иначе, чем через радикальную революцию, как Маркс утверждал начиная с 1843-го, изменяя общество и человека.

Революция не просто решит проблему, порождённую КСП, но также все проблемы, скрыто присутствовавшие в ходе развития человеческого общества (напр. возвращение к язычеству, бунт тела против духа112). В СССР община, искомая с середины прошлого века, была перечёркнута революцией 1917-го. Русская община вернётся снова как безудержное требование и как позитивное разрешение для всего человеческого развития, присоединяясь к движению на Западе и, отталкиваясь от иных социально-исторических фактов, во всё мире. Общечеловеческая община мужчин и женщин не уничтожит, а интегрирует (в их собственном развитии) все различия между людьми.113

Жак Каматт,

Декабрь 1972

О революции

Все разнообразные активистские группы, появившиеся после 1945-го отказываются признать смерть старого рабочего движения. Это означало бы самоотрицание. Что не мешает им говорить, интерпретировать и теоретизировать о ней под названием «кризиса рабочего движения», которое, как правило, они рассматривают как кризис революционного руководства. Очень редко причины этой смерти ищут в самом классе, поскольку тогда пришлось бы отрицать утверждение о том, что пролетариат интегрирован в систему и оставил свою миссию (как уже говорил Троцкий в 1939-м в книге «СССР и война»). Некоторые из них интерпретировали этот феномен при помощи объяснений о том, что капитализм изменился, став государственным или бюрократическим капитализмом, но пролетариат остаётся неизменным и сохраняет свою миссию – отсюда плагиат Манифеста группой «Социализм или варварство». Мы не протестуем ни против сочинения нового манифеста, ни даже против копирования образца 1848-го, только из-за принципа неприкосновенности классических текстов, но хотим прояснить ограниченность самой идеи. В этой перспективе среди прочих следует отметить Ситуационистский Интернационал, появившийся несколько лет спустя и действовавший в той же манере. (По контрасту, Potere Operaio и Lotta Continua предлагают нео-ленинизм.)

Были и люди114, которые осознали поражение пролетариата в 1945-м, сделали из этого вывод о бессодержательности миссии пролетариата и пришли к отрицанию теории Маркса. Они заявляли (впоследствии возникли тысячи разных теорий в этом духе) что пролетариат исчез в высокоразвитых индустриализированных странах и теперь маргинальные группы или даже крестьяне бунтующие в зоне, не задушенной капиталом, должны завершить пролетарский проект, возрождая революционную динамику.

Бордига также полностью осознавал поражение пролетариата и оргиастическое разрастание капитала после 1945-го. Вот почему он писал: «Мы уже много раз говорили, что манифест является апологией буржуазии, и сегодня, после Второй Мировой войны, и схлопывания российской революции, мы должны добавить, что надо написать новый» («Марксизм заик», 1952 г.) Развитие мирового капитала на мировом уровне, по его мысли, должно численно увеличить пролетариат и кризис, вызванный экстраординарным бумом капитализма подтолкнёт к действиям пролетариат, особенно в Германии. Эту страну считали центром будущей революции.

Различные экономические спады, а также контрудары антиколониальных революций не привели ни к какому возобновлению революционного брожения в Западной Европе и США Пассивность пролетариата казалась ещё более перманентной в начале 60-х. Теория и практика таких групп как SDS из ФРГ, схожих групп в США, Дзенгакурен в Японии, ставили перед собой цель разбудить революционную силу пролетариата своим примером. Они (особенно элементы в SDS) осознавали значение поражения и считали, что рабочее движение было отброшено на 100 лет назад. Они интуитивно чувствовали начало новой эпохи… Вот почему они исчезли на стадии восстания, кульминацией которой стали события 1968-го в Париже и Мексике, иначе они были бы выхолощенными позже. Распад SDS в 1970-м подвергся критике, но это было единственное доказательство ценности их предыдущей деятельности. Они должны были исчезнуть с появлением новой революционной волны. То же произошло с маоистским движением во Франции, которое парадоксальным образом, если не считать нескольких мелких изолированных групп, лучше всего выразило собой спонтанное движение, родившееся из Майского кризиса. Катастрофическая судьба маоистских организаций стала наилучшим свидетельством надвигающегося процесса. Они увязли в идеологии, которую они извлекли из китайской культурной революции, пытаясь применить её к революционным потрясениям Мая и после. Но содержание каждый раз оказывалось сильнее оболочки и взрывало её. Желание быть вместе с бунтующими массами всё больше приводило их к смене позиций (в той мере, в какой социальная борьба переходила от одной группы к другой), они начали присоединяться к множеству требований, которым они изначально противостояли или игнорировали – к борьбе против профсоюзов, рассматриваемых как фундаментальные организации способствующие господству капитала, за освобождение женщин, за сексуальную революцию и т.д… Иными словами, их политическая фразеология начала шелушиться и спала столкнувшись с общими потребностями; им пришлось признать, что революция – это не просто политический вопрос, но подразумевает тотальную смену способа производства и жизни, а захват власти это лишь момент революции, причём сведение всего движения к этому моменту означает просто неудачу в осознании всех измерений человеческого бунта, всех измерений революции.

После потрясений Мая, которым предшествовали крупные движения, развившиеся в странах с различным историческим контекстом, в Китае и на Западе, и за которыми последовала широкомасштабная борьба в Италии, первые дикие стачки в Германии, забастовки в Кируне, бунты в Польше в конце 1970-го, крупное восстание в Цейлоне в 1971-м, пролетариат оказался запутанным в своих группах, как в дебрях старого рабочего движения (группирующих сотни тысяч рабочих, как КПФ, или до нескольких сотен). Они