— Ах, если бы я только посмел, — услышала она вдруг его шёпот.

— Что посмел?

— Ничего.

— А сейчас ты не смеешь? — спросила она.

— Нет, сейчас не смею, пока, ещё целый год!

«Глупость какая», — подумала Ане Мария и высвободилась из его рук.

Впрочем, они с пользой провели время: Ане Мария осталась с толстой пачкой денег в руках, Август же ушёл от неё, заделавшись владельцем очередного участка. Роскошный кусок луга, позади — гора, по краю бежит ручей, земля чистая, без камней, лучше и желать нечего. По Августу было незаметно, что он намерен ставить здесь новый дом и тем загубить дорогую, плодородную делянку, похоже, он навсегда покончил со строительством, если, конечно, верить его словам. А когда Каролус вернулся с тони и никакой косяк им запереть не удалось и, следовательно, не удалось и заработать, Ане Марии уже не стоило большого труда заставить его примириться с продажей луга. Она просто взяла и вручила ему деньги.

— Вот здорово! — вскричал потрясённый Каролус. Итак, теперь всё было в полном порядке.

Август часто наведывался на судёнышки перекупщиков и рыбацкие шхуны, что стояли в бухте Нижнего Поллена; он был отменный рассказчик и хорошо разбирался во многих вопросах, никто больше не сомневался в его богатом жизненном опыте, у него часто спрашивали совета, и он с любезной готовностью всем отвечал. И ему очень было по душе, что мало-помалу люди стали величать его на «вы».

— Ах, когда б вы и для меня построили дом, — говорили они.

— Возьми сам да и построй, — отвечал Август, — так оно дешевле выйдет.

— Где уж мне, у меня даже участка нет.

— А вот этому горю можно подсобить.

— Пустое говорите. У меня и денег-то на строительство нет.

Август задумывается:

— Просто безобразие, что у нас в Поллене до сих пор нет банка. Потому что под строительство ты мог бы получить заём.

То обстоятельство, что Август по своему добросердечию никогда никого не отвергал, снискало ему дружбу многих людей. Он часто мог указать спасительный выход, найти светлое пятно в кромешной тьме, а некоторым он и вообще помогал, причём не только словами.

Заявился к нему Родерик, сын Теодора и Рагны, возивший вместе с отцом почту, молодой, бодрый парень, которого все кругом хвалили за его работу в здешних усадьбах. Итак, пришёл он к Августу, поначалу даже не мог сказать, чего ему надо, но постепенно стало ясно, что у него есть сто тридцать крон, другими словами, тридцать талеров, а дела теперь обстоят так, что его девушка хочет, чтоб они поженились, но ему-то это не к спеху, совсем не к спеху, пусть Август даже и не думает...

— Сто тридцать крон, — сказал Август, — сколько раз у меня и поменьше бывало на руках, эка беда.

— Взаправду? Но ведь на сто тридцать крон дом не поставишь.

— Вот здесь ты прав, — ответил Август, — А участок у тебя есть?

— Есть. И я могу пристроить свой дом к отцовскому, тогда на одну стену будет меньше.

Август кивает и спрашивает:

— А ты не можешь подработать в заливе, когда пойдёт сельдь?

— Понимаете, я ведь должен возить почту к пароходу, а это обычно занимает два дня в неделю, чтоб туда и обратно. Когда я после этого заявлюсь в залив, окажется, что засольщики и разделочники уже почти всё сделали, а я останусь ни с чем. Я уже пробовал.

Август задумывается.

— Дело в том, что эта самая доставка писем для меня хорошее место, вдобавок я получаю за прокат лодки и твёрдое жалованье не только в путину, но и весь год.

И тут Август углядел во тьме луч света:

— Во-первых, возьми у кого-нибудь на один день взаймы лошадь, а к лошади плуг и вспаши мой участок, что повыше Габриэльсена. Получишь от меня двадцать крон, и станет у тебя сто пятьдесят.

— И то правда.

— Конечно, всего бы лучше взять паровой плуг, как это делают во всём мире, — говорит Август, — но, пока такой добудешь, уйдёт время. А когда вспашешь, начинай боронить, это самое важное, знай себе борони да борони, пока я не скажу — хватит.

— А что вы хотите у себя посадить?

— Когда кончишь, обнеси весь участок столбами и натяни на них колючую проволоку. Ты умеешь делать такую работу?

— Да, приходилось. А зачем вам это нужно?

— Когда кончишь боронить, ставить столбы и натянешь проволоку от свиней, получишь от меня ещё пятьдесят крон.

— Здорово! — восклицает Родерик.

И Август завершает разговор следующими словами:

— А об остальном мы поговорим, когда ты всё закончишь.

Не только Родерику помог Август выстроиться в Поллене. Но для начала следовало обзавестись участком. Август по очереди обходил землевладельцев и доказывал, что для них самое лучшее продать часть земли и получить наличные деньги, он побывал и у Ездры, но тот сказал: «Нет», он побывал у Йоакима, который просто посмеялся над ним, он переговорил в очередной раз с Ане Марией и Каролусом, но поначалу и здесь не имел ни малейшего успеха.

Сейчас Август старался для двух перекупщиков, каждый из них желал построить небольшой дом, но чтоб только по его собственному усмотрению: четырёхстенка, дерновая крыша, им только и нужно было, что участок да одна фура песчаной почвы, чтобы посадить на ней полбочки картофеля, а пашня или там луг им были вовсе ни к чему. Август переговорил с Каролусом и Ане Марией, он дал понять, что, если б речь шла о его собственной земле, он бы продал всё до последней пяди и получил бы за неё наличными, раз уж приспело такое благоприятное время. На кой Каролусу вообще надо столько земли? Детей, чтоб было кому оставить наследство, у них нет, годы у него уже немолодые, ему приходится нанимать помощника и круглый год трудиться в поте лица своего. Куда лучше иметь толстую пачку денег в кармане...

С участками для этих двоих всё уладилось наилучшим образом. Каролус продал землю. В основном это Ане Мария не пожалела сил, чтобы убедить Каролуса, насколько прав Август. Она и вообще-то была куда проворнее, чем муж, когда надо было быстро сообразить что-нибудь. В её лице Каролус имел надёжную поддержку и опору.

Продажа и покупка участков охватила весь Поллен, сюда заявлялись люди из окрестностей, началось великое переселение народов, приезжие скупали участки и ставили на них дома, каждый по своему вкусу и возможностям. Эдеварт заделался плотником, переходил от одной стройки к другой, не давая себе ни дня отдыху. Он не отправился в Америку, как хотел раньше, он всё откладывал и откладывал поездку, у него не хватало даже времени, чтобы ответить на письма Лувисе Магрете; он больше не был сочинителем писем, как в молодые годы, держать в руках перо казалось ему теперь неимоверно трудным делом, плотницкая работа была для него много интереснее, а свою новую специальность он осваивал всё лучше и лучше. Господи, только поглядеть, как лихо он работал топором, пилой и молотком, эдакая лошадка-трудяга — с раннего утра до позднего вечера, — и получалось здорово, за собой он повсюду оставлял горы опилок. Под конец люди просто начали драться за Эдеварта. Он не говорил больше ни одного слова не по делу и никогда не улыбался, он сам по себе стал гарантией непрерывной работы, теперь ни один из новых переселенцев не желал обходиться без Эдеварта, они переманивали его друг у друга, обещая заплатить больше.