Мы предположили, что радиооператор подумал, что пилот убит ответным огнем немецкого летчика, так как он не мог установить контакт с Уиддоусом по внутренней связи. Сержант, вероятно, был убежден в этом энергичным маневрированием «бью», решив, что самолет потерял управление, потому что в кресле пилота был мертвец. И, спасаясь, выпрыгнул с парашютом. Это был тяжелый удар для Уиддоуса, чью боевую карьеру, казалось, слишком часто преследовали неудачи. Несколько месяцев спустя мы узнали от международного Красного Креста, что тело сержанта было выброшено волнами на французское побережье. Немного позже этого инцидента наш командир авиастанции был переведен на работу в штаб одной из истребительных авиагрупп. Это был заслуженный отдых для человека, который постоянно демонстрировал бескорыстие и храбрость самой высшей степени. Мы все удовлетворенно вздохнули, когда он был награжден давно заслуженным крестом «За летные боевые заслуги».

В июле я заметил, что у Росса начали проявляться признаки усталости. Однажды он сказал мне, что думал об этом и хотел бы вернуться в Канаду после завершения тура вылетов. Это был удар, поскольку я чувствовал, что мы стали по-настоящему эффективным экипажем ночного истребителя. Я проконсультировался с командиром эскадрильи и выяснил, что штаб авиагруппы запросил опытного радиооператора в качестве инструктора для одного из учебно-боевых подразделений ночных истребителей. Было решено, что опыт Росса неоценим при обучении экипажей ночных истребителей и что учебное подразделение станет для него наиболее подходящим местом. Приняв решение, я в качестве постоянного радиооператора взял Стикса Грегори.

Миновала неделя или около того, с тех пор как мы объединились, а Стикс и я уже провели наш первый бой. В ту ночь противник был очень активен. Сразу после взлета мы направились на северо-восток на высоте 2400 м, чтобы перехватить вражеские бомбардировщики, появившиеся со стороны устья Темзы. Когда мы приближались к своей цели, я услышал другой самолет из нашей эскадрильи, тоже выходивший на цель, и понял, что это был Гай Гибсон. Стикс сообщил:

– Контакт, прямо впереди в 1800 м и ниже.

Мы начали пологое снижение, чтобы сократить дистанцию и оказаться ниже нашей цели. Я мог ясно видеть Темзу, мерцавшую под нами в лунном свете. Стикс продолжал передавать мне команды, пока я не увидел самолет приблизительно в 450 м. Скоро я опознал в нем «Юнкерс-88». В то же самое время он увидел нас и, начав маневр ухода, открыл огонь. Я велел Стиксу высунуть голову из своего «офиса» и следить за ответным огнем. Трассеры теперь пролетали близко к «бью», и Стикс убеждал меня тоже открыть огонь.

– Нет, еще рано, – ответил я. – Мы должны подойти ближе, чтобы стрелять наверняка.

Позже в наших поединках с врагом именно Стикс говорил:

– Еще рано, давайте ближе.

Ответный огонь становился сильнее, хотя мы все еще не имели попаданий. Я открыл огонь, пытаясь приспособить упреждение к его отчаянным маневрам. Я дал три короткие очереди с маленькими интервалами и немедленно увидел результаты – «Юнкерс-88» загорелся и пикировал в Темзу. Мы были теперь на высоте 900 м и начали набирать высоту, сообщая о произошедшем в нескольких словах, насколько это возможно, ликующему оператору «GCI». Гибсон, который приземлился вслед за нами, также сбил врага на высоте около 4000 м в том же самом районе, где мы одержали победу. Выходя в позицию для атаки, он видел ниже себя трассеры «нашего» немца, справедливо полагая, что мы вступили в бой. Этот вылет и несколько тренировочных полетов с Грегори показали, к моему удовлетворению, что он превосходный радиооператор.

В начале августа отец написал мне, что мама серьезно больна – у нее пневмония. Я позаимствовал самолет и вылетел в Даксфорд. Насколько я помнил, у бедной мамы всегда было слабое сердце. Одновременно со мной приехала и моя сестра, и я полагаю, что наше присутствие доставило ей много радости. Я должен был вернуться на следующий день, но обещал, что попрошу Джоан поехать в Даксфорд к матери в качестве медсестры. Джоан охотно согласилась, и неделю спустя после того, как она уехала в Даксфорд, я был в Мейдстоне в компании пилотов и радиооператоров, совершавшей обход пабов. В одиннадцать часов вечера я вернулся в свою квартиру в Уэст-Маллинге и был встречен в дверях инженером-механиком эскадрильи, который мягко, насколько это возможно, сказал мне, что получена телеграмма, сообщавшая о смерти матери. В Мейдстоне была настоящая вечеринка, и потребовалось несколько секунд, чтобы осознать эту новость. Когда я почувствовал весь ужас пришедшего известия, вокруг уже никого не было. Командир эскадрильи охотно позволил мне взять самолет, чтобы вылететь домой, и разрешил оставаться там, сколько будет необходимо. Стикс любезно предложил лететь вместе со мной. Больше всего меня огорчало то, что мама, которая была таким хорошим другом для меня и сестры, не прожила достаточно долго, чтобы увидеть моего первого сына. После похорон я вернулся в Уэст-Маллинг, но Джоан и я решили, что ей будет лучше пожить у своих родителей, пока не родится ребенок. Я вздохнул с облегчением: меня беспокоило, что она жила рядом с боевым аэродромом.

Летом 1941 г. противник изменил тактику своих действий. Прекратились массированные налеты, так как потери были слишком велики, чтобы продолжать их. Теперь люфтваффе сконцентрировалось на небольших рейдах по принципу «ударь и беги». Немцы установили, что бортовые радары наших истребителей менее эффективны на малых высотах, так что многие налеты проходили на высотах менее 1500 м. Мы опасались, что это должно было случиться. Ниже этой высоты наши радары «Mk.4 AI» были не очень эффективны. Но британские ученые хорошо знали об этой проблеме и создали новый бортовой радар, получивший обозначение «Mk.7», который не только дал возможность засекать низколетящие цели, но и обладал большой дальностью действия. Он имел более узконаправленный луч, чем наши ранние радары. Это позволяло радиооператору обнаруживать цели в 120 градусов вокруг продольной оси самолета.

Эскадрильи ночных истребителей, столкнувшиеся с проблемой маловысотных налетов, должны были действовать немедленно. Новых бортовых радаров еще не имелось в наличии, так, 29-я эскадрилья, фактически, не была переоснащена ими до начала 1942 г. Тем временем мы упорно трудились, чтобы развить тактику действий с нашими радарами «Mk.4 AI», которая позволила бы справиться с маловысотной угрозой. В октябре 1941 г. Стиксу и мне пришла в голову идея, которую мы смогли опробовать в бою. Мы взлетели, чтобы перехватить цель, приближавшуюся к устью Темзы. Поднимаясь в восточном направлении в темное небо, мы на высоте 600 м вошли в слой облаков и спустя несколько секунд вышли из него на 1200 м, продолжая подъем до 2400 м. Мы находились под контролем одной из станций «CHL»,[77] которые были предназначены для того, чтобы отслеживать низколетящие самолеты. Оператор уведомил нас, что цель была приблизительно на 1200 м ниже нас.

В соответствии с обычной тактикой, использовавшейся до настоящего времени, мы должны были выйти в позицию немного ниже цели, поскольку это давало нам наилучшие шансы заметить врага первыми. Но, работая в ходе тренировочных перехватов самолетов над новой тактикой действий на малых высотах, Стикс сделал вывод, что у нас будет лучшая возможность установить радарный контакт на более дальней дистанции, если в этот момент мы будем находиться выше цели. Затем мы могли снижаться приблизительно до 900 м, пока помехи от объектов на поверхности земли не становились на экранах радара слишком большими. Экипаж бомбардировщика имел возможность увидеть истребитель первым, но это был шанс, который мы должны были использовать.