пластинки и стабильные концерты, музыканты по-прежнему работали за мизерные недельные ставки. «Денег мы никогда не видели», – говорит Джим МакКарти. Даже авторские за песни на оборотной стороне синглов причитались автору по имени О. Распутин. Нетрудно догадаться, что за псевдонимом скрывался никто иной как Джорджио Гомельский. Его увольнение напрашивалось. Но заменивший его менеджер оказался не менее колоритным персонажем.

Чем только не занимался по жизни тусовщик и бездельник Саймон Напье-Белл. Несостоявшийся музыкант, он успел поработать и монтажером кино, и музыкальным редактором, и внештатным журналистом. Он чувствовал себя как рыба в воде, ловко перемещаясь между столиками в клубах «Annabel’s», «Speakeasy» и «The Bag O’Nails», в самом центре свингующего Лондона. В деньгах Напье-Белл никогда не нуждался. Он жил недалеко от Букингемского дворца, в квартире над универмагом «Gorringes», наслаждаясь жизнью во всех ее проявлениях. «Мы часто видели, как Саймон едет по Кингс-Роуд в кабриолете “Thunderbird” с открытой крышей, покуривая толстенную сигару, – вспоминает МакКарти, – в то время этот образ нам казался привлекательным».

Не теряя времени даром, Напье-Белл перезаключил контракты с EMI в Великобритании и «Eric Records» в Штатах. Участники группы, наконец, были обеспечены деньгами. Риф, который он постоянно напевал Беку на ухо, стал основой для нового хита «Over Under Sideways Down».

Поначалу Напье-Беллу не слишком нравилась идея участия Джимми Пейджа в The Yardbirds. «Я мало что знал о рок-музыкантах, – говорил он, – но моя интуиция подсказывала, что это плохая идея». Свои опасения он высказал Джеффу, загнав того в угол: два ярких соло-гитариста в группе? Это чревато. «Бек не сдюжил и продолжал настаивать на приглашении Джимми. К тому же, тот должен был играть на басу».

Казалось, что с появлением Напье-Белла и Джимми Пейджа обстановка в лагере The Yardbirds нормализовалась. Джимми играл на басу, параллельно решая возникающие между участниками разногласия. Впрочем, страстям не суждено утихать там, где оказывался Джефф Бек. Он был капризным и импульсивным. Стоило ему уловить малейший намек на то, что зрители его не слушают или остальные музыканты не играют слаженно вместе с ним, он уходил со сцены, просто исчезал. Бек сам признавал свою раздражительность. «Треск в усилителе, расстроенная гитара, Кит закашлялся в микрофон – да любой пустяк мог вывести меня из себя». Тяжелый случай. «Время от времени у него случались проблемы с дисциплиной, – признавал Джимми, – но когда он был в ударе, это забывалось. Он то выдавал гениальные вещи, то вел себя странно».

Странно или нет, но Бек действовал группе на нервы. К чему только не прибегали музыканты и Напье-Белл, пытаясь утихомирить бушующего гитариста. «Чтобы я успокоился, они шли со мной на сделку: ты будешь соблюдать наши правила, а мы дадим тебе студийное время для сольного альбома», – вспоминал Джефф.

Для этого Джефф и Джимми забронировали время на студии IBC на 16 мая 1966 года и принялись сочинять материал к записи. Накануне заветного дня они встретились в доме Пейджа, в той самой гостиной, где столько музицировали. Джимми уселся на ручку кресла и начал бренчать на гитаре торжественный ритм в испанском стиле – мажорный септаккорд ля и минорный септ аккорд ми. Они звучали громче и громче: казалось, комнату заполнило звучание оркестра. «Он играл на 12-струнной гитаре, и она звучала очень объемно, сочно и тяжело», – вспоминал Бек, который принялся наигрывать поверх этих аккордов мелодическую линию. Через некоторое время Бек прервал друга: «Джим, друг, избавься от этого ритма болеро – нельзя играть его вечно». Ритм Болеро? Конечно! Игра Джимми напоминала оркестровку Мориса Равеля к легендарному балету. И теперь, поверх этого ритма, у них рождалась своя музыкальная тема. Совместно со звучанием электрогитары вырисовывался дерзкий и изящный трибьют. Но, мощно пульсируя и набирая скорость, музыка так и не находила выхода. Требовался соединяющий мост – средняя контрастная часть или что-то еще – чтобы композиция развилась и дошла до крещендо.

Бек утверждал, что по возвращении домой, «поработал над вторым фрагментом», над шумной гитарной частью, которую он позже называл «первым в истории хэви-метал рифом». Этот риф прорезает эффект болеро и выворачивает композицию наизнанку, усиливая мощь ее эпического грува. Это дает начало энергичному взаимодействию инструментов, которое постепенно разрешается в исходный мотив. Два ритма сражаются друг с другом, создают стилистический контраст и приводят композицию к страстной кульминации.

Джимми настаивал, что это он сочинил вступление и тяжелый риф. «На кассете у Кита Релфа была записана мелодия, которую мы использовали как основную часть композиции, – утверждал он. – Бек играет партию слайд-гитары, а я в основном играю ритмом». В своем авторстве Джимми никогда не сомневался. И даже годы спустя он продолжал утверждать: «Вступление и риф придумал я, чтобы там он не говорил».

Несмотря на разногласия, оба согласны с тем, что это была «судьбоносная сессия записи». А состав музыкантов на записи делает ее легендарной. Ники Хопкинс играл на фортепиано, а на ударных – безбашенный Кит Мун из The Who. Планировалось, что на басу будет играть товарищ Муна по группе Джон Энтвистл, но он в студии так и не появился. Ему на замену был приглашен Джон Пол Джонс. Возможно, Энтвистл просто испугался. Если об участии Муна и Энтвистла в другом проекте узнал бы Пит Таунсенд, всем бы точно не поздоровилось. «В то время The Who были на грани распада», – вспоминал Таунсенд. Даже своевольный Кит Мун боялся разгневать Пита. «Кит приехал на студию IBC в Лэнхэм-Плейс в темных очках и русской казацкой шапке, чтобы никто не пронюхал о том, что он затевает», – вспоминал Бек. Прибыв на место, Мун очень хотел, чтобы они сразу приступили к записи и сыграли все как можно быстрее. Он мог отсутствовать часа три, пока роуди The Who не объявили его в розыск.

Бек вспоминал: «В студии витала атмосфера радостного волнения. Но мы точно не знали, что будем играть».

Джимми и Джефф пару раз наиграли композицию, после чего к ней сразу подключились остальные. Репетиций и пояснений не требовалось. «Мы ничего не обсуждали, просто сыграли от начала и до конца», – вспоминал Бек. Музыканты настолько прониклись композицией, что играли свои партии интуитивно, и все это оказывалось вовремя и к месту. Композиция начинается как дуэт гитар: на фоне ритма болеро развивается основная тема. Очень скоро к аккомпанементу присоединяются фортепиано, бас и ударные. На короткое время они уходят в тень, и на первом плане остается одна слайд гитара, но затем снова начинается динамичное развитие, основная тема уступает место тяжелому гитарному рифу. Композиция достигает кульминации, после чего из мощного звукового потока снова прорываются изначальный мотив и ритм болеро. «Кит поднял темп