страны игру, а у короля имелась достаточно хорошая память, чтобы быть в этом равным образом убежденным, и, пока французская армия не ушла за Эльбу, они не решались признать то, что уже совершили. Король, честность которого нам не хотелось бы очернять, был еще менее откровенен, чем его министр, и, прибегнув к недостойной его уловке, притворился крайне раздраженным некоторыми недавними действиями французской армии. Вот каковы были эти действия.

Наполеон приказывал платить за всё; но пруссаки, злоупотребляя положением, затребовали у генерала Матье Дюма, интенданта армии, непомерные цены, тогда Наполеон отказался от сделок. Он приказал также, чтобы крепости Одера раздобыли себе продовольствие собственными силами, силой забрав в окрестностях то, что невозможно будет купить. Французские губернаторы Штеттина, Кюстрина и Глогау не преминули так и поступить и захватили в округе всё, в чем нуждались, – скот, зерно и дерево. Наконец, принц Евгений там, где его войска имели перевес, препятствовал массовым наборам в армию, которые были очевидным нарушением договоренностей, связывавших Пруссию с Францией, и ограничивали размах ее вооружения.

Конечно, приведенные нами факты не могли стать поводом для разрыва альянса. В день подписания договора с Россией, 28 февраля, король приказал, притворившись охваченным гневом, чтобы Сен-Марсану направили ноту с категорическим требованием немедленно объясниться по поводу последних действий, вменяемых в вину французской армии. Сен-Марсан не мог ответить сам, и ноту отправили в Париж с чрезвычайным курьером.

Но скрываться уже не было сил. Шумные изъявления радости патриотов, стекавшихся в Бреслау и приветствовавших решение короля, не позволяли в таковом решении сомневаться. Вдобавок, целый ряд мер сделал разрыв с Францией почти официальным. Король декретировал формирование прусской армии в Силезии, назначив ее главнокомандующим знаменитого генерала Блюхера, всегда выказывавшего благородную скорбь по поводу порабощения его страны, а генерала Шарнхорста, более всего повлиявшего на решение, – начальником ее Главного штаба. Процесс генерала Йорка, так и не начавшись, оказался вдруг законченным в его пользу. Генерал был признан невиновным и возвращен к командованию войсками, которые и перевел на сторону противника. Генералы Гнейзенау и Клаузевиц, нашедшие прибежище в России после заключения Пруссией альянса с Францией, были призваны на родину, осыпаны наградами и получили новые должности.

После подобных демонстративных жестов стесняться не имело смысла, и 15 марта состоялась встреча двух государей, вновь сделавшихся союзниками. Александр в сопровождении Нессельроде и толпы генералов вступил в столицу Силезии и под рукоплескания жителей и шумные изъявления радости войск бросился в объятия друга, которым пожертвовал некогда в Тильзите и которого ему вернула Московская катастрофа. Город три дня был иллюминирован, и король приставил к дому Сен-Марсана собственную стражу, дабы тот не подвергся оскорблениям. Во время пребывания Александра в Бреслау Гарденберг, не прерывавший в отношении Сен-Марсана скорбного, но столь красноречивого молчания, наконец прервал его, вручив послу 17 марта ноту с объявлением войны Франции.

Нет нужды говорить, что это событие, хоть и предсказуемое, произвело огромное впечатление на Германию и всю Европу. Германские патриоты как никогда демонстративно выражали свою радость и надежды. По их мнению, Саксония, Бавария, Вюртемберг и все государи, которых они называли рабами французов, должны были последовать примеру Пруссии и вступить в коалицию. Желая ускорить подобный результат, Чернышев и Теттенборн, оставив корпус Витгенштейна преследовать арьергард Евгения до Магдебурга и Виттенберга, решили показаться со своими казаками у Гамбурга, дабы попытаться сообща с английскими флотилиями поднять мятеж среди ганзейцев, которые были французами поневоле и только ждали случая перестать быть таковыми. В то же время авангарды русской армии центра, перешедшие через Одер, направились на Торгау и Дрезден, чтобы попробовать перетянуть на свою сторону Саксонию, воздействуя на нее средствами, так превосходно подействовавшими на Пруссию.

Беспокоясь о Дрездене, Евгений при отступлении на Эльбу держался правее и передвинул свой центр в Виттенберг, вместо того чтобы передвинуть его в Магдебург, вследствие чего Гамбург остался без прикрытия. Полковники Теттенборн и Чернышев с 9-10 тысячами казаков и при поддержке частей легкой пехоты выдвинулись к Гамбургу и Любеку. Англичане, в свою очередь, вновь обустроившись на Гельголанде, собирали на острове вооружение, боеприпасы и всевозможное военное снаряжение. Их флотилии заполняли устье Эльбы. Столько и не понадобилось, чтобы вызвать брожение в уже воспламенившихся умах обитателей Гамбурга. Генерал Моран – не знаменитый Моран из корпуса Даву, а старый генерал с таким же именем, храбрый инвалид, отступал в ту минуту с двумя тысячами человек из Померании на Гамбург. Он был неожиданно атакован, смертельно ранен и захвачен вместе с частью своего небольшого войска.

С другой стороны, генерал Лористон, направленный через Оснабрюк, Ганновер и Брауншвейг на Магдебург, находился еще в сорока лье от этого места. Бурсье находился в Ганновере, в сборном пункте кавалерии. Сил, остававшихся в самом Гамбурге, было недостаточно ни для того, чтобы остановить казаков, ни для того, чтобы сдержать население, и французские власти покинули Гамбург, сдав город муниципальным властям, и направились на Бремен. Казаки Теттенборна тотчас вступили в город при всеобщем ликовании жителей и получили ключи от города, дабы вручить их императору Александру. Муниципальные власти, назначенные французами, сложили с себя полномочия, и их место занял прежний сенат. Тотчас приступили к формированию так называемого Гамбургского легиона, набирая в него волонтеров, готовых сражаться за общее дело. Вскоре прибыли и англичане и привели с собой суда, груженные сахаром, кофе и хлопком, что удвоило радость, ибо к удовлетворению по поводу избавления от ненавистной иностранной власти присоединилось удовольствие от упразднения континентальной блокады и возобновления свободы торговли.

Подобное же движение населения при приближении русских и прусских войск началось и в верховьях Эльбы, в Дрездене.

Несчастный Фридрих-Август, король Саксонии, до сей поры весьма привязанный к Наполеону, который осыпал его милостями и вернул ему Польшу, начинал чувствовать, что такие притязания не для него, что покой, любовь подданных и религиозные занятия составляют его подлинный и единственный удел. После последних событий, не выказывая меньшей преданности Франции, он, однако, искал советчика, который направил бы его слабость в лабиринте чрезвычайных обстоятельств, и счел наилучшим обратиться к императору Австрии, то есть к тестю и союзнику Наполеона. Меттерних тотчас постарался вовлечь короля в партию германских государей, которую пытался сформировать и целью которой было умиротворение Европы через посредничество между Россией, Англией и Францией и принуждение их принять выгодный для Германии мир.

Фридрих-Август без колебаний вступил на этот путь и потому весьма уклончиво отвечал на рекламации посла Франции, требовавшего у него то продовольствия, то пополнений, то кавалерию. Чтобы уклониться от этих требований, саксонский монарх ссылался на упадок, на нерасположение своих подданных и, наконец, на невозможность выполнить то, чего от него