Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увы, все было тщетно. Ворошить прошлое никто не хотел, и даже регулярная смена вождей не могла изменить эту несправедливость.
Остаток жизни бывший председатель КГБ, некогда всесильный генерал Серое проведет, в основном, на подмосковной даче в Архангельском, где в тиши сосен и будет писать эти мемуары…
Из записи № 1:
Хочу коротко изложить разыгранную провокаторами Шелепиным и Семичастным под руководством Брежнева подлую провокацию в отношении меня.
В начале 1963 года в ГРУ был выявлен предатель, бывший полковник ракетных войск, член партии, Пеньковский, он агент КГБ.
В прошлом году мне начальник управления кадров Смоликов* доложил просьбу маршала артиллерии Варенцова о переводе в ГРУ Пеньковского, которого хорошо знает и рекомендует Варенцов[748].
Ознакомившись с личным делом и биографией Пеньковского, я написал резолюцию: «С такими данными принять в ГРУ не можем».
Вопреки моей отрицательной резолюции, заместитель начальника ГРУ генерал Рогов и Смоликов все же подписали приказ о его переводе в ГРУ.
Из записи № 2:
В начале 62 года мне начальник Управления особых отделов сказал, что за одним офицером, работающим в Комитете у т. Руднева* и Гвишиани*[749] стали подозревать, что он очень любезен с англичанами. Я сказал: «Проследите и сообщите мне фамилию».
Через некоторое время мне сказали, что за ним пошли, но он сумел уйти, и наружное наблюдение не узнало, кто он. Я ещё упрекнул особиста в плохой работе н/н.
Затем удалось установить его фамилию. После этого я неоднократно нажимал на работников КГБ, чтобы они быстрее выяснили его поведение, так как держать подозрительного человека на работе нельзя.
Видя, что они с этим не торопятся, я посоветовал поставить за ним постоянную наружку, взять под контроль телефонные связи и т. д. Мне они потом сказали, что сделали.
Своим я никому об этом не говорил, так как знал, что разболтают.
Из записи № 3:
В апреле месяце на Главном военном совещании в Кремле Гуськов* (нач. Управления особых отделов) мне рассказал, что они установили подозрительное поведение Пеньковского, который дважды встречался с англичанами при подозрительных обстоятельствах…
Я сказал Гуськову, что учту это, и, придя с заседания, узнал, что этот Пеньковский — друг дома и большой приятель маршала артиллерии Варенцова и генерал-лейтенанта Блинова — адъютанта Малиновского.
Тогда мне стало ясно, почему Варенцов звонил мне в отношении устройства этого Пеньковского на работу (вернее, перевода из Ракетных войск в ГРУ).
Однако, вызвав Смоликова, не говоря ему о моих намерениях, я сказал, что о полковнике Пеньковском знают американцы, что он военный (на самом деле Пеньковский работал в Комитете по координации), поэтому перспектив для его дальнейшего использования нет… Откомандируйте его на курсы иноязыков или куда-нибудь из ГРУ в другое место.
Смоликов принял к исполнению мое указание и вызвал его на беседу. Пеньковский отказался идти в институт.
Через пару дней мне доложили решение комиссии ЦК по выездам, что в мае Пеньковскому разрешено выехать во Францию…[750]
Я тут же позвонил Долуде* в ЦК и просил отменить это решение, не раскрывая сущности, а мотивируя тем же, т. е. что, мол, о нём, как о военном, узнали американцы.
Вот после этого и началось давление работников КГБ в защиту Пеньковского. Видимо, этот подлец был двойником, работая на американцев. И одновременно был сексотом у КГБ.
Приходит ко мне зам. начальника отдела КГБ и говорит: «Товарищ генерал, может быть, вы отмените своё решение не посылать Пеньковского во Францию? Мы бы там за ним понаблюдали и окончательно решили, подлец он или нет».
Я его спрашиваю: «А если убежит к противнику, то кто отвечать будет?» — «Мы постараемся, не убежит». Я решительно отверг этот вариант. Тогда этот особист говорит: «Тогда вы его к себе вызовите и в присутствии других скажите, что мы к вам никаких претензий не имеем. Смело работайте».
Я говорю: «А зачем это нужно?» Опять глупый ответ: «Для того, чтобы, если он предатель, то смело работал и не насторожился». Я сказал, что вызывать не буду и говорить не буду.
Тогда он, рассуждая сам с собой, говорит: «Мы всё-таки, чтобы его успокоить, пошлем записку, якобы на ваш запрос, что КГБ не возражает против выезда его во Францию». Я говорю: «Дело ваше».
Затем позвонил Гуськов с просьбой не откомандировывать его из ГРУ, с тем чтобы не сорвать его разработку. Я и тут не согласился, заявив, что если он подлец, так не надо давать ему возможность использовать пребывание в ГРУ для сбора материалов, хотя он к секретам и не допущен, но общение с сотрудниками кое-что даст. В общем, не договорились.
Через пару дней мне позвонил Грибанов, который также просил не переводить его из ГРУ. Я также не согласился с их мнением, тогда Грибанов говори т: «Мы написали записку по этому вопросу в ЦК, и у нас есть согласие секретариата». Я ответил, что такого решения не имею. Грибанов сказал, что ему поручил Владимир Ефимович Семичастный поговорить со мной, сообщить, это указание ЦК.
Выходит, что человек будет продолжать заниматься шпионажем с ведома и благословения нас (КГБ, ГРУ и т. д.). Глупо! Но ничего не поделаешь. Я поинтересовался в ЦК, была ли такая записка из КГБ, мне ответили положительно.
Как теперь стало известно, этот подлец с апреля по 22 октября, т. е. полгода, собирал материалы, в том числе из военных журналов с грифом «Для служебного пользования», и тысячами кадров передавал американцам. Ну, это не великие секреты[751].
Я не уверен, но мне кажется, что в какой-то момент ему пообещали сохранить жизнь, если он будет следовать всем указаниям, и он снимался для кинокартины КГБ, позировал, закладывал тайники, проводя встречи, и т. д.