этом см.: Максименков Л. В. «Партия — наш рулевой»: Постановление ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1948 г. об опере Вано Мурадели «Великая дружба» в свете новых архивных документов // Музыкальная жизнь. 1993. № 13–14; 15–16.

1284

См.: [Выписка из протокола № 62 заседания Политбюро ЦК от 26 января 1948 г.; пункт 4] «Вопросы Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР и Оргкомитета Союза советских композиторов» // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Ед. хр. 1069. Л. 3–4. Документ опубликован в кн.: Сталин и космополитизм. С. 149–150.

1285

С 1946 года Ковальчик — консультант Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), а в 1946–1948 — ответственный секретарь подведомственной Агитпропу газеты «Культура и жизнь».

1286

Уже в апреле 1950 года Маслин и сам подвергнется жесточайшей критике со стороны Агитпропа: «Для стиля работы т. Маслина характерны прежде всего бездушие и бюрократизм. Он озабочен, главным образом, формальным списыванием документов, но не живым, партийным отношением к делу» (цит. по: Сталин и космополитизм. С. 573).

1287

См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 118. Ед. хр. 6. Л. 88–89. Документ опубликован в кн.: Сталин и космополитизм. С. 155–157. Далее в записке отмечалось: «С ними (критиками. — Д. Ц.) она вела откровенные разговоры о том, что „У нас есть только один вкус“ (имеется в виду вкус товарища Сталина). „Разве можно что-нибудь сделать, когда нужно ждать указаний?!“ Таким образом, Ковальчик прямо смыкается с американскими реакционными пропагандистами, кричащими о тоталитаризме советского режима» (цит. по: Сталин и космополитизм. С. 156).

1288

Современники хорошо осознавали эту тенденцию и порой очень точно (и зачастую саркастично) выражали ее. Так, например, популярная уже в середине 1950‐х годов эпиграмма на Е. Книпович гласила: «О, как судьба порой жестока: / Какой восход! Какой закат! / Где раньше были губы Блока, / Теперь Анисимова зад» (авторство приписывается Твардовскому).

1289

См.: Протокол № 1 заседания секции литературы, 30 декабря 1947 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 27. Л. 77.

1290

См.: Протокол № 2 заседания секции литературы, 5 января 1948 г. // Там же. Л. 78.

1291

См.: Протокол № 3 заседания секции литературы, 10 января 1948 г. // Там же. Л. 79.

1292

См.: Протокол № 4 заседания секции литературы, 9 февраля 1948 г. // Там же. Л. 80–89.

1293

На заседании присутствовали: А. А. Фадеев, Н. С. Тихонов, а также: К. Байсеитова, А. М. Герасимов, А. Б. Гольденвейзер, А. К. Гулакян, К. Г. Держинская, Ю. А. Завадский, В. Г. Захаров, М. Н. Кедров, Б. М. Кербабаев, А. Е. Корнейчук, Е. М. Кузнецов, Т. Н. Ливанова, П. А. Марков, Ю. Микенас, А. Г. Мордвинов, В. И. Мухина, А. Д. Попов, А. Т. Твардовский, Т. Н. Хренников, Д. А. Шмаринов (см.: Протокол № 7 пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям в области искусства и литературы, 14 февраля 1948 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 27).

1294

Кандидатуры по разделам поэзии, драматургии были представлены на следующем заседании, состоявшемся 16 февраля 1948 года.

1295

Тихонов заметил: «Эта книга берет как раз такую новую тему, которая сейчас, после войны является новой не для одного Павленки, и он написал хорошую, яркую, может быть не единую по стилю книгу. Достоинств в ней, во всяком случае больше, чем недостатков» (Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 14 февраля 1948 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 25. Л. 87). Впервые Павленко прочел главы из романа в редакции «Знамени» 16 июля 1946 года; положительно отозвались о книге Зелинский, Лейтес, Перцов, Славин и Тарасенков (см.: Новый роман П. Павленко // Литературная газета. 1946. № 30 (2293). 20 июля. С. 4).

1296

В докладе говорилось, что «Буря» претендует на роль «эпопеи войны». И хотя роман Эренбурга, по мнению Тихонова, «не имел такой глубины, какую должна иметь эпопея», он все равно оценивался как произведение «большого значения» не только по широте охвата материала, но и по своим мыслям, по «нужной» тематике (см.: Стенограмма пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям, 14 февраля 1948 г. // РГАЛИ. Ф. 2073. Оп. 1. Ед. хр. 25. Л. 87).

1297

В секции отметили пропагандистское значение романа, который в условиях ужесточения конфронтации с Западом аккумулировал важные геополитические смыслы: «В этом романе удалась сама тема. Это, действительно, знаменосцы Сталинской эпохи, которые несут в военную Европу то новое, что заключает в себе Советская армия, как армия Советского Союза». Тихонов подытоживал: «Успех этого романа нам кажется значительным» (Там же).

1298

Предлогов для премирования повести Авдеева было несколько, о чем комитетчикам и сообщил Тихонов: «Там есть картины степи, напоминающие „Степь“ Чехова (но, конечно, не достигающие той силы). Очень хорошее ощущение от природы. И затем там есть еще большая тема, которая у нас мало представлена. Первый период войны представлялся иногда не в том плане, как это было в действительности. Здесь как раз видно, как сила организованности спасает скот и как он уходит от опасности, отходит из трудного положения при помощи этих великолепных людей, знатоков своего дела» (Там же. Л. 88).

1299

Выдвигалась первая часть романа, потому как «этот талантливый автор очень болен» (Фадеев сообщил, что у Бубеннова туберкулез в жесткой форме).

1300

К моменту обсуждения роман еще не был опубликован. Несмотря на важность темы и «мастерство» ее решения, в романе «сгущено это ощущение последствий войны, того внутреннего мрака, который показан в людях, вернувшихся с фронта <…> образы их (героев. — Д. Ц.) можно было бы сделать гораздо сильнее в этом плане» (Там же. Л. 88–89).

1301

Увеличение количества наград позволило экспертам задуматься о премировании пограничных прозаических жанров: «Галин — замечательный передовой очеркист, и очерки его не совсем обычные. Это не статейки о том, что разрушено, что восстановлено, а это настоящая большая и хорошая литература» (Там же. Л. 89).

1302

В повести Казакевича комитетчиков привлек лиризм: «Эта повесть выделяется не тем, что она лишний раз повествует о войне, а тем, что она рассказана поэтом, который впервые начал писать прозой. В повести есть элементы поэтичности, и хорошей поэтичности, и автор сделал это, не впадая в излишества» (Там же. Л. 90). Фадеев выразил мнение, что текст Казакевича слишком мал для выдвижения на первую премию: «„Звезда“