общественного развития, энергично подчеркивали одну из главных особенностей нашей национальной истории: появление, рост и конечную победу буржуазии; занимая промежуточное место между народом и аристократией, буржуазия постепенно создала кадры и выработала идеи нового общества, освящением которого стал 1789 год».

В социалистической же историографии, прежде всего в марксистской, эта социальная трактовка, говоря словами Собуля, была «углублена», а именно увязана с экономическими процессами, происходившими в предреволюционной Франции. Согласно марксистской теории, Французская революция являла собою классический образец революции «буржуазной», обеспечившей переход от старого, «феодального» способа производства к новому, «капиталистическому». Соответственно, социально-политическая структура Старого порядка в данном контексте трактовалась как безнадежно косная, препятствовавшая прогрессивному развитию страны и абсолютно неспособная к самореформированию.

Подобная интерпретация истоков Французской революции — ее условно можно назвать «социально-экономической» — с конца XIX в. возобладала в историографии, находя отражение в работах не только собственно марксистских авторов, но и тех исследователей, кто хоть в малой степени испытал на себе влияние марксизма.

Так, по мнению Н.И. Кареева, общественно-экономический строй предреволюционной Франции был тормозом для развития страны, которая переживала тогда эпоху «государственного расстройства», «экономического разорения», «задержки в развитии». Любопытно, что в своем многотомном курсе Новой истории Кареев даже счел излишним подробно освещать данный период, именно потому, что с точки зрения прогресса, тот являл собою «застой», а то и «возвращение вспять».

Е.В. Тарле утверждал в 1907 г., что существовавшая во Франции накануне Революции общественно-политическая система являла собой настоящее «экономическое бедствие», ибо вела к «экономическому распаду» и «хроническому голоданию нации». Ну а поскольку, считал историк, она по сути своей оказалась не способна ни к какому реформированию, «результат был предрешен всей исторической эволюцией французского народа, революционному поколению оставалось выполнить продиктованную задачу».

Едва ли не в еще более драматичном тоне описывала Францию Старого порядка советская историография. «Те самые основные причины, которые делали неизбежной революцию, — писал А.З. Манфред, — глубокое противоречие между феодальным строем и вырастающим из его недр капитализмом и его классовое выражение — противоречия между третьим сословием и привилегированными сословиями, — являлись определяющими и в обострении кризиса всего феодального строя. Этот кризис, углублявшийся на протяжении XVIII в., к концу столетия принял крайне острые формы».

При том, что на протяжении почти всего XX в. историки искали истоки Французской революции прежде всего в социально-экономической сфере, идеологические аспекты также постоянно оставались в поле зрения исследователей. Процесс распространения просветительских идей теперь считали если и не прямой причиной Революции, то ее «идеологической подготовкой» или, как образно выразился тот же Манфред, «идеологической бомбардировкой феодально-абсолютистского строя».

Подобная трактовка причин Французской революции доминировала в отечественной науке практически до конца советского периода, однако за рубежом уже во второй половине XX столетия многочисленные конкретные исследования по проблемам социологии, экономики, политики и культуры Франции XVIII в. позволили в чем-то полностью пересмотреть, в чем-то существенно уточнить те представления об истоках Французской революции, которые долгое время господствовали в ее «классической» историографии.

Тот факт, что в 1788–1789 гг. Франция переживала тяжелый экономический кризис, является общим местом всех исторических трудов о Французской революции и никем под сомнение не ставится. Источники того времени свидетельствуют о значительном повышении цен на сельскохозяйственную продукцию и прежде всего на продовольствие, о массовом разорении промышленных предприятий и росте безработицы. Однако чем были вызваны эти явления: кризисным состоянием социально-экономической системы Старого порядка в целом или неблагоприятной экономической конъюнктурой вкупе с ошибками властей? На сей счет историками высказывались разные мнения: представители «классической» историографии, в соответствии с давней традицией, придерживались первой точки зрения, современные же специалисты по экономической истории, опираясь на данные новейших исследований, отдают предпочтение второй.

И действительно, если выйти за рамки нескольких предшествовавших Революции кризисных лет и взглянуть на развитие французской экономики в более широкой ретроспективе, то мы увидим, что с 20-х по 80-е годы XVIII в. страна переживала устойчивый экономический рост.

Особенно быстро развивались сектора экономики, связанные с колониальной торговлей. По ее общему объему, выросшему за этот период в четыре раза, Франция вышла на второе место в мире после Англии. Причем разрыв между двумя странами в данной сфере постепенно сокращался, поскольку французская внешняя торговля росла более высокими темпами. Сотни французских судов курсировали в «атлантическом треугольнике»: из Франции они везли в Африку ром и ткани, там наполняли трюмы чернокожими рабами для плантаций Вест-Индии, откуда возвращались в метрополию груженные сахаром-сырцом, кофе, индиго и хлопком. Колониальное сырье перерабатывалось на многочисленных предприятиях, окружавших морские порты, после чего готовые продукты частично потреблялись в самой стране, частично продавались за рубеж. Атлантическая торговля стимулировала развитие судостроения, текстильной и пищевой промышленности.

Больших успехов в XVIII в. добилась и тяжелая индустрия Франции. Богатые дворянские семьи охотно вкладывали в нее средства. В 80-е годы свыше 50 % металлургических предприятий в стране принадлежали дворянам, более 9 % — церкви. Так, именно в этот период капитан артиллерии Ф.И. де Вандель д’Эйянж вместе с английским инженером У. Уилкинсоном основали знаменитый металлургический завод в Крезо, где в 1787 г. была проведена первая во Франции плавка с использованием кокса. В 80-е годы началось применение и первых паровых машин.

Заметный прогресс имел место и в сельском хозяйстве. Интенсивная пропаганда новейших методов агрикультуры, которую при поддержке властей осуществляли просветительские сельскохозяйственные общества, со временем принесла свои плоды. Передовые достижения агрономической науки постепенно воспринимались и крестьянской средой, получая все более широкое применение. Особенно же восприимчивы к ним оказались ориентированные на рынок крупные дворянские и фермерские хозяйства, ставшие своего рода «матрицей капитализма». В целом рост валового продукта сельского хозяйства с 1709 по 1780 г. составил до 40 %. Развернутое государством строительство дорог, мостов и каналов способствовало расширению внутренней торговли и специализации различных регионов на производстве определенных видов продукции для рынка.

Устойчивый экономический подъем способствовал настоящему демографическому буму, не прекращавшемуся на протяжении всего столетия. К концу XVIII в. по численности населения (27 млн в 1775 г.) Франция лишь немногим уступала России (30 млн) и находилась на более или менее одинаковом уровне с монархией Габсбургов, значительно обгоняя остальные европейские страны (Испания и Англия — примерно по 10 млн, Пруссия — 6 млн).

Тем не менее ко второй половине 80-х годов XVIII в. в различных отраслях хозяйства Франции наметились серьезные кризисные явления, которые были вызваны целым рядом факторов, напрямую не связанных между собой. Эти факторы можно разделить на субъективные (просчеты в экономической политике правительства) и объективные, а последние, в свою очередь, — на долговременные (смена фаз многолетнего экономического цикла) и краткосрочные (неблагоприятная сезонная конъюнктура).

В функционировании экономики Старого порядка существовала определенная объективная цикличность: многолетние периоды роста цен на зерно сменялись столь же продолжительными периодами