– Слушай, отец! – возбужденно закричал Вайнгартен, увидев Малянова. – Где ты пропадаешь?

Огромные щеки его пылали лиловым румянцем, черные, как маслины, глаза блестели, жесткие смоляные волосы стояли дыбом. Видно было, что он уже основательно принял внутрь. На столе имела место наполовину опорожненная бутылка экспортной „Столичной“ и всякие яства из стола заказов.

– Успокойся и не переживай, – продолжал Вайнгартен. – Икру мы не тронули. Тебя ждали.

Мужчина, подбиравший осколки, поднялся. Это был рослый красавец с норвежской бородкой и чуть обозначившимся брюшком. Он смущенно улыбался.

– Так-так-так! – произнес Малянов, вступая в кухню и чувствуя, как сердце поднимается из желудка и становится на свое место. – Мой дом – моя крепость, так это называется?

– Взятая штурмом, отец, взятая штурмом! – заорал Вайнгартен. – Слушай, откуда у тебя такая водка? И жратва?

Малянов протянул руку красавцу, и он тоже протянул мне руку, но в ней были зажаты осколки. Возникла маленькая приятная неловкость.

– Мы тут без вас нахозяйничали… – сказал он сконфуженно. – Это я виноват…

– Чепуха, чепуха, вот сюда давайте, в ведро…

– Дядя – трус, – произнес вдруг мальчик отчетливо. Малянов вздрогнул. И все тоже вздрогнули.

– Ну-ну, тише… – произнес красавец и как-то нерешительно погрозил мальчику пальцем.

– Дитя! – сказал Вайнгартен. – Ведь тебе дали шоколад. Сиди и харчись. Не встревай.

– Почему же это я трус? – спросил Малянов, усаживаясь. – Зачем это ты меня обижаешь?

– А я тебя не обижаю, – возразил мальчик, разглядывая меня как какое-то редкостное животное. – Я тебя назвал…

Между тем красавец освободился от осколков, вытер ладонь носовым платком и протянул мне руку.

– Захар, – представился он.

Мы обменялись церемонным рукопожатием.

– За дело, за дело! – хлопотливо произнес Вайнгартен, потирая руки. – Тащи еще две рюмки…

– Слушайте, ребята, – сказал Малянов. – Я водку пить не буду.

– Вино пей, – согласился Вайнгартен. – Там у тебя еще две бутылки белого…

– Нет, я лучше коньяку. Захар, достаньте там, пожалуйста, в холодильнике, икру и масло… и вообще все, что там есть. Жрать хочется.

Малянов сходил в бар, взял коньяк и рюмки, показал язык креслу, в котором давеча сидел тонтон-макут, и вернулся к столу. Стол ломился от яств. Наемся и напьюсь, подумал я с веселой яростью. Молодцы ребята, что приехали…

Но все получилось не так, как я думал. Едва мы выпили, и я принялся с урчанием поедать гигантский бутерброд с икрой, как Вайнгартен совершенно трезвым голосом сказал:

– А теперь, отец, рассказывай, что с тобой произошло.

Малянов поперхнулся.

– Откуда ты взял?..

– Вот что, – сказал Вайнгартен, переставши сиять как масленый блин. – Нас здесь трое, и с каждым из нас кое-что произошло. Так что не стесняйся. Что тебе сказал этот рыжий?

– Вечеровский?

– Да нет, при чем здесь Вечеровский? К тебе явился маленький огненно-рыжий человечек в этаком удушливо-черном костюме. Что он тебе сказал?

Малянов откусил от бутерброда сколько в рот влезло и принялся жевать, не чувствуя вкуса. Все трое смотрели на него. Захар смотрел смущенно, робко улыбаясь, то и дело отводя взгляд. Вайнгартен бешено выкатывал глаза, готовясь заорать. А мальчишка, держа в руке обмусоленную шоколадную плитку, весь так и подался к Малянову, словно хотел в рот ему вскочить.

– Ребята, – сказал Малянов наконец. – Какие там рыжие? Никакие рыжие ко мне не приходили. У меня все было гораздо хуже.

– Ну, давай, давай, рассказывай, – нетерпеливо сказал Вайнгартен.

– Почему это я должен рассказывать? – возмутился Малянов. – Я из этого никакого секрета не делаю, но чего ты тут передо мной разыгрываешь? Сам рассказывай! Откуда, интересно, ты узнал, что со мной вообще что-то случилось?

– Вот расскажи, а потом и я тебе расскажу, – упрямо сказал Вайнгартен. – И Захар расскажет.

– Вот вы давайте оба и рассказывайте, – проговорил Малянов, нервно намазывая себе новый бутерброд. – Вас двое, а я один…

– Ты рассказывай, – приказал вдруг мальчик, ткнув в сторону Малянова пальцем.

– Тише, тише… – прошептал Захар, совсем застеснявшись.

Вайнгартен невесело хохотнул.

– Это ваш? – спросил Малянов Захара.

– Да вроде мой… – странно ответил Захар, отводя глаза.

– Его, его, – сказал Вайнгартен нетерпеливо. – Между прочим, это как раз часть его рассказа. Ну, Митька, давай… не ломайся…

Совсем они сбили Малянова с панталыку. Он отложил бутерброд и стал рассказывать. С самого начала, с телефонных звонков. Когда одну и ту же страшную историю рассказываешь второй раз на протяжении каких-нибудь двух часов, поневоле начинаешь обнаруживать в ней забавные стороны. Малянов и сам не заметил, как разошелся. Вайнгартен то и дело всхохатывал, обнажая могучие желтоватые клыки, а Малянов прямо-таки целью жизни своей положил заставить засмеяться и красавца Захара, но это ему так и не удалось – Захар только растерянно и почти жалобно улыбался. А когда Малянов дошел до самоубийства Снегового, стало и вообще не до смеха.

– Врешь! – хрипло выдохнул Вайнгартен.

Малянов дернул плечом.

– За что купил… – сказал он. – А дверь у него опечатана, можешь пойти и посмотреть…

Некоторое время Вайнгартен молчал, постукивая по столу толстыми пальцами и подрагивая в такт щеками, а потом вдруг с шумом поднялся, ни на кого не глядя, протиснулся между Захаром и мальчиком и тяжело затопал вон. Было слышно, как чмокнул замок, в квартиру потянуло щами.

– Охо-хо-хо-хо… – уныло произнес Захар.

И сейчас же мальчик протянул ему обмусоленную шоколадку и потребовал:

– Откуси!

Захар покорно откусил и стал жевать. Хлопнула дверь. Вайнгартен, по-прежнему ни на кого не глядя, протиснулся на свое место и, плеснув себе в рюмку водки, хрипло буркнул:

– Дальше…

– Что – дальше? Дальше я пошел к Вечеровскому… Эти хмыри ушли, и я пошел… Вот только что вернулся.

– А рыжий? – спросил Вайнгартен нетерпеливо.

– Я же тебе говорю, ослиная твоя башка! Не было никаких рыжих!

Вайнгартен и Захар переглянулись.

– Ну, предположим, – сказал Вайнгартен. – А девица эта твоя… Лидочка… Она тебе никаких предложений не делала?

– Н-ну… как тебе сказать… – Малянов неловко ухмыльнулся. – То есть… если бы я по-настоящему захотел…

– Тьфу, болван! Все об ёй! Да я не об этом!.. Ну ладно. А следователь?