В городе Итимацу — к тому времени ему исполнилось четырнадцать — удалось наконец пристроиться в небольшую лавку, где торговали немудрёными сладостями. Хозяин, пожалев «бедного пацана», отвёл его к врачу. «Ничего особенного я у него не нахожу, — определил тот. — Очевидно, он просто не умеет себя контролировать». Хозяин принялся лечить его китайскими снадобьями. Три раза в день Сунада пил горький отвар, но всё равно продолжал мочиться ночью. Тогда хозяин раздел его донага, приложил к паху моксу и поджёг её. Не выдержав жгучей боли, пронзившей всё тело, Сунада отбросил моксу и сбил хозяина с ног. На помощь хозяину тут же кинулся один из продавцов, но Сунада повалил и его. В тот момент он впервые осознал, какой он сильный, гораздо сильнее других. Одевшись и связав в узелок свои вещи, он спокойно вышел из дома. Пройдя несколько шагов, вернулся, у всех на глазах вытащил из небольшого сейфа выручку, рассовал её по карманам и на этот раз бросился бежать со всех ног.

Переехав в другое место, Сунада снова пристроился в какую-то лавку. Как только обнаружилось, что он страдает ночным недержанием мочи, он снова стащил всю выручку и сбежал. Постепенно это стало его обычным образом жизни: пока у него были деньги, он жил, переезжая с места на место, как только они кончались, устраивался работать в какую-нибудь лавку. Через несколько лет он превратился в самого обычного вора-рецидивиста.

— Не выношу снег. У нас в деревне его выпадало метра на два. — И Сунада ребячливо затряс головой.

— Зато в школу, небось, можно было ходить на лыжах, — сказал Нихэй.

— На лыжах? — Сунада ухмыльнулся, смерив презрительным взглядом каланчу-надзирателя. — Ну, это забава для богатых.

Тут снова налетел ветер и снег закружился в воздухе. Даже в коридор залетела горстка снега. Верхняя часть окна была открыта.

— Эй, знаешь, это дурь, конечно, но, может, позволишь мне подержать в руках снег?

Нихэй и его напарник переглянулись. Старик кивнул.

— Давай, — сказал Нихэй, — но только по-быстрому.

— Можно? Спасибо. — Сунада хлопнул в ладоши, как в синтоистком святилище, потом молитвенно сложил руки перед грудью и склонил голову. Его лицо сияло от радости совсем как у ребёнка, который получил долгожданный подарок.

— Неужели для тебя это такая радость? Вот уж и впрямь житель снежного края, — сказал Нихэй. — Я сейчас тебя выведу, только с одним условием, ладно? Обещай, что не станешь вопить как резаный, как давеча на спортплощадке. Здесь кругом больничные палаты, и мне вовсе не хочется оказаться в дурацком положении.

— Хорошо, хорошо, что я — не понимаю…

— Ну ладно, поверю тебе на слово, — вздохнул Нихэй и, обращаясь к молодому конвоиру Такэо, сказал: — Идите дальше одни.

— Пожалуйста, — обернулся Такэо к Нихэю, — нельзя ли и мне…

Лицо Нихэя исказилось недовольной гримасой, но он заставил себя улыбнуться.

— Не положено. Я не могу выпустить во двор вас обоих. У меня нет на это разрешения начальника службы безопасности.

— Слушаюсь. — Такэо покорно опустил голову.

— Пошли, — резко скомандовал молодой конвоир. Он явно рассердился на Такэо за то, что тот, проигнорировав его, своего непосредственного начальника, обратился с просьбой к Нихэю.

— Слушаюсь. — На этот раз Такэо покорно склонил голову перед молодым конвоиром. Юноша был прекрасно сложен, его гладкие, ещё не знавшие бритвы — ему явно не было и двадцати — щёки казались в снежном сиянии особенно белыми.

— Погодите, — позвал Сунада. — Прошу вас, это моё последнее в жизни желание. Позвольте и Кусумото выйти! Ведь что он, что я… Я уйду завтра, но и у него впереди всего ничего. Когда ещё ему удастся потрогать снег?

Нихэй прищёлкнул языком. Юноша конвоир истерически заорал:

— А ты молчи, тебя не спрашивают!

Однако за Такэо вступился пожилой надзиратель:

— А почему бы и нет? Что тут такого?

Нихэй кивнул, и молодой захлопнул рот.

По лестнице они спустились вниз к кабинету дежурного врача и лаборатории. Нихэй, ловко орудуя большим ключом, отпер железную дверь в конце коридора. Мгновенно на всю компанию обрушился порыв холодного ветра. Сунада прямо в резиновых сандалиях вышел во дворик, внезапно подпрыгнул и, схватив со стрехи горсть снега, запихнул его в рот.

— М-м-м, ну просто объедение!

Потом обеими руками он стал хватать снег прямо с земли и жадно пожирать его.

— Ну и вкуснотища! Прямо слеза прошибает, — говорил он, прижимая к глазам тыльную сторону руки. Слёзы, смешанные со снегом, блестели на его щеках.

— Я, конечно, терпеть не могу этот чёртов снег, но когда я сидел один-одинёшенек с пустым брюхом, я часто им подкреплялся. И вроде бы делалось легче.

— Вот сегодня небеса и подсыпали снежку специально для тебя, — ощутил пожилой надзиратель.

— Да, это уж точно. Как, папаша, не желаете попробовать? — И Сунада стряхнул себе в пригоршню снег с ветки.

— Да нет, пожалуй. А ты ешь сколько хочешь.

— Нет, в меня больше не лезет. Пора и восвояси. Выпью свои пилюли и прохраплю до утра.

Сунада потянулся и зевнул. Вид у него и в самом деле был сонный.

— Ну и крепкий же ты парень! Тебе и таблеток никаких не надо, — весело сказал пожилой надзиратель.

— Да, что-то меня совсем разморило. — Сунада потряс плечами и ещё раз широко зевнул. На глазах у него выступили слёзы и дорожками побежали по щекам. А может, он просто заплакал и, чтобы скрыть это, сделал вид, будто его одолела зевота.

— Эй, Кусумото, а давай в снежки? — вдруг пришло в голову Сунаде.

— Ну-у, — неопределённо протянул Такэо. Во дворик выходили окна больничных палат, в них маячили прильнувшие к стеклу и наблюдавшие за ними пациенты, к тому же полагалось получить разрешение у конвоира. Тут ему прямо в лицо попал брошенный Сунадой снежок. Лицо сразу же словно заледенело, рядом послышался смех Сунады.

— Можно поиграть? — спросил он у молодого конвоира. Тот взглянул на Нихэя.

— Да ладно, пусть поиграют, — кивнул пожилой надзиратель. По его лицу расплылась широкая улыбка, и он ещё раз кивнул:

— Играйте, играйте.

Такэо выскочил во дворик. В спортивные тапочки сразу набился снег, и носки промокли. Заледеневшие ноги слушались плохо. К тому же два снежка, пущенных Сунадой, попали ему за шиворот, и тающий снег ручейками побежал по спине.

— Ну, погоди! — весело воскликнул Такэо.

Он подхватил снег с земли, и пальцы тут же свело от холода. Снег был пушистым и разваливался, слепить снежок не удавалось. Подхватив горсть снега, он бросил его и попал Сунаде в плечо. Они начали забрасывать друг друга снегом и, разгорячившись, веселились как дети. Сунада метал снежки сильно и точно, и скоро Такэо был весь в снегу. Внезапно он осознал, что оказался в том же положении, в каком совсем недавно был Тамэдзиро, когда Сунада бросал в него мячом. Ему вспомнилось, как Андо сказал тогда: