Дон повернул голову и гневно взглянул на Бьянку.

— Ты когда-нибудь прекратишь мне указывать? Это моя компания и моя жена. Я знаю, что делаю.

Бьянка умолкла и за следующий час пути не проронила ни слова. Шоссе было полупустым — люди покидали столицу, а не возвращались в нее. Машина Дона пожирала милю за милей.

Только на въезде в Лондон Бьянка тихо спросила:

— Дон, я очень устала, и ты тоже плохо выглядишь. Может, лучше подождать до завтрашнего утра? Завтра, если понадобится, я буду работать целый день, но не сегодня.

Дон оскалился, словно голодный пес.

— Я должен спасти свою компанию.

— Не сегодня, Дон. Ты до завтра все равно ничего не успеешь. Утро вечера мудренее.

— Утром будет слишком поздно!

— Да нет, что ты! Разводы вообще так быстро не делаются, даже если оба супруга согласны… а ты ведь не хочешь развода?

— Конечно, не хочу! И я буду бороться до конца.

— Не сомневаюсь. — Бьянка с радостью заметила, что он начал успокаиваться. — Но даже в этом случае ты должен разговаривать не с держателями акций и не с адвокатами, а с собственной женой. Сара злится и обижается на тебя, ты должен побеседовать с ней.

— И чего я добьюсь, по-твоему? — взорвался Дон, снова начиная багроветь. — Я же сказал, за этим стоит Мэтт Харн. Словами делу не поможешь. Мы должны переиграть его.

— Дон, кончай орать и начинай думать! Ты должен помириться с Сарой, если хочешь спасти ваш брак. Ты должен успокоиться и остыть, а потом поговорить с ней… а еще лучше, выслушать ее. Я не верю, что она действительно стремится разрушить семью, причинить горе вашим детям. Развод — это конец всему. Пусть она даст тебе еще один шанс.

— Нет времени. Я еще должен слетать в Австралию.

Бьянка не поверила своим ушам.

— Хоть раз в своей жизни, Дон, подумай сначала о жене! Австралия подождет. Сейчас ты должен полностью сосредоточиться на Саре.

Дон, казалось, колебался, и это было что-то новенькое. Бьянка никогда раньше не видела его в таком состоянии. Быть может, он любит Сару сильнее, чем хочет показать? Или просто дрожит за свой кошелек?

— Думаю, я смог бы выкроить минутку для разговора, — с сомнением в голосе заметил Дон, глядя на залитые огнями оживленные улицы Лондона.

— Нет, Дон! Не говори с ней, а выслушай! Для начала скажи, что любишь ее. Скажи, что ты был очень потрясен ее заявлением. Она ведь тебе не безразлична? Поэтому тебя так пугает мысль о разводе?

На его лице выступил румянец.

— Конечно, я привязан к ней, — грубо буркнул Дон. — Мы женаты уже много лет, и у нас прекрасные дети. — Он умолк, смутившись, и пригладил ладонью курчавые каштановые волосы. — Я не представляю свою жизнь без нее.

— Тогда скажи ей это!

— Но даже если она меня послушает, мне придется улететь в Австралию, а тем временем Харн снова запудрит ей мозги.

— Так возьми ее с собой в Австралию. Ты ведь никогда не брал ее в поездки? Вот прекрасный повод начать. Если она будет с тобой, то не сможет быть с Мэттом Харном.

Дон изменился в лице.

— Я не думал об этом, но ты права. Отличная идея. Так я и сделаю — предложу ей слетать в Австралию! Мы сможем отдохнуть вместе после того, как я покончу с делами.

— Обхаживай ее, не оставляй одну, води по ресторанам, дари цветы, проси у нее прощения, объясняйся в любви, и клянись, что не сможешь жить без нее.

К этому моменту они уже приехали в Пимлико. Остановив машину у высокого старинного дома, Дон повернулся к Бьянке. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь увидит Дона таким — неуверенным, сомневающимся, почти растерянным.

— Думаешь, это поможет?

— Если постараешься, поможет. Дон, ради бога, забудь о борьбе. Это тебе не война. Это личное.

— И то, и другое, — мрачно заметил Дон. — Личная война.

Бьянка окинула его долгим, серьезным взглядом.

— Я знаю, ты был несправедлив к ней, но ты ведь не хочешь ее потерять?

— Конечно, нет, — буркнул он. — И свою компанию тоже!

Бьянка со вздохом сказала:

— Не надо об этом, Дон. Говори с ней о чувствах, а не о бизнесе. Забудь о своей фирме. Ты слишком долго жил одной работой. Сара — женщина, она хочет услышать, как сильно ты ее любишь. Скажи, что она нужна тебе, что ты раскаиваешься и обещаешь никогда больше не пренебрегать ею.

— Ради всего святого, Бьянка, — проворчал он, покраснев, — ты еще предложи, чтобы я пел под ее окнами серенады! Слушай, да, я люблю ее по-своему… мы много лет прожили вместе, и мне будет не хватать ее, если она уйдет, но я никогда не был дамским угодником. Она прекрасно это знает и не поверит мне, если я начну подлизываться.

Бьянка не сдержала улыбку при виде его сконфуженного лица.

— Поверит, если ты признаешься, что приревновал ее к Мэтту Харну!

— Я не говорил, что ревную ее к этому ублюдку!

— Но ты же ревнуешь?

Дон отвернулся и не ответил.

— Скажи Саре, что она потрясла тебя до глубины души, что ты всегда верил в ее любовь.

Он помрачнел.

— Ну да! Она обхохочется.

— Нет, если ты будешь искренен. Если ты докажешь ей свою любовь. Перестань скрывать свои чувства. Весь смысл в том, любишь ли ты ее, Дон? Если нет, отпусти ее. Не строй из себя собаку на сене, даже если это обойдется тебе в кучу денег. Но если ты ее любишь, скажи ей об этом. — Больше говорить было нечего, дальше пусть думает сам. — Спокойной ночи, Дон, — пожелала ему Бьянка, открывая дверь машины.

Он схватил ее за руку.

— По-твоему, это действительно поможет?

Бьянка кивнула.

— Если только Сара тебя любит, а я уверена в этом. Если она оставалась с тобой все эти годы, то наверняка что-то чувствует к тебе. Я бы на твоем месте сразу поехала к ней, прямо сейчас, не откладывая.

— А если с ней Харн? — буркнул Дон. — Я убью его.

— Не самая удачная мысль, — рассмеялась Бьянка. Она так сильно злилась на Мэтта, что готова была задушить его собственными руками. — Но по морде съездить не помешает. Думаю, твоей жене понравится такое зрелище.

Во взгляде Дона смешалось любопытство, юмор и даже некоторый испуг.

— Ох уж эти женщины! И этих кровожадных хищниц называют слабым полом!

— Некоторые женщины опаснее мужчин! — с улыбкой согласилась Бьянка. — Удачи, Дон. — Она вылезла из машины, а Дон остался, погруженный в раздумье.

Когда через несколько минут Бьянка выглянула из окна своей квартиры, он так и продолжал сидеть, словно пригвожденный к месту, но вскоре опомнился, завел двигатель и уехал.