видишь неприятный сон и заботливое сознание в критический момент вырывает тебя из кошмара, который оно само и создало. Зачем мозг это делает – непонятно. Спи себе, набирайся сил. Так нет же – вместо того, чтоб нормально отдохнуть, беспокойный óрган генерирует всякие остросюжетные и зачастую тупые истории, тем самым изматывая и себя, и своего хозяина…

Это было резкое пробуждение, словно меня из глубокого омута выбросило на поверхность реальности. Так случается, когда сознание, нагородив всякой чуши и поняв, что нагородило, срочно прерывает кошмарный сон. Оно и понятно: сделал фигню – исправь, и чем быстрее, тем лучше.

Я открыл глаза, но реальность вряд ли была лучше того сна, из которого меня только что выбросило.

Я лежал в стеклянном гробу, и его прозрачная крышка висела у меня прямо перед лицом. И что это за крышка, сомнений не было, слишком много я их перевидал за свою жизнь.

Итак, я лежал в автоклаве. Стандартном гробу местных ученых для проведения экспериментов над людьми, погружения их в медикаментозный сон, введения в анабиоз и много чего еще. Например, я видел, как в таких автоклавах из биологических матриц создают копии живых людей и тварей, совершенно на людей не похожих. Теперь оставалось выяснить, кто и с какой целью засунул меня в эту стеклянную гробницу.

Но сделать это было не так-то просто.

Во-первых, мозг после пробуждения работал туговато, и я никак не мог вспомнить последние события. Помнил разбитый грузовик, Хащща, уходящего вдаль, поле, выжженное широкой аномальной волной зеленой энергии… А дальше – как отрезало. Лишь какие-то зыбкие отрывочные фрагменты, словно засвеченные кадры кинохроники, плавали у меня в голове, словно рыбки в аквариуме, и мне никак не удавалось собрать их воедино.

А во-вторых, не много можно выяснить, когда ты плотно, словно сосиска в хот-доге, запакован в гроб и пошевелить можешь лишь онемевшими пальцами рук и ног, а также еще глазными яблоками, так как специальная твердая подушка плотно фиксирует голову, не давая ни малейшей возможности повернуть ее хоть немного.

И тут я увидел ее.

Кляксу стального цвета, которая медленно и неуверенно ползла по крышке моего гроба.

Я был готов поклясться, что минуту назад ее здесь не было, а теперь вон, ползет, медленно переставляя ложноножки, по направлению к моей голове… а может, к замкý, который был расположен в изголовье автоклава.

Клякса была небольшой, в половину моей ладони, но очень настойчивой. Один раз она чуть не сорвалась вниз, чудом удержавшись на гладком стекле, но я оказался прав – ее целью оказался электронный замок моего гроба. На некоторое время она пропала из поля моего зрения, а потом я услышал тихое гудение скрытого двигателя, и крышка автоклава плавно уехала вверх – а вместе с ней вышли иглы из моих вен и раскрылись браслеты из толстого пластика, фиксирующие мои ноги и запястья.

Свобода – это прекрасно, но, вероятно, я слишком долго лежал в этом чертовом автоклаве. Тело не слушалось. Чуть шевелились пальцы, каждое движение которых отзывалось адской болью, простреливающей снизу вверх, да так сильно, что я инстинктивно зажмуривался. Хороший рефлекс, полезный. Наверно, мать-природа его предусмотрела, чтоб от таких экспериментов над собой глаза не выскочили из орбит к чертовой матери.

Я усмехнулся про себя.

Если я могу издеваться над собой и чувствую боль, значит, не все потеряно.

И было еще одно.

Неведомая клякса меня освободила, за что ей огромное спасибо. Но если я буду продолжать валяться, занимаясь мысленным словоблудием, то вполне может прийти тот, кто меня сюда определил, и просто захлопнуть крышку, так как клякса совершенно точно действовала не по его приказу – иначе б чего ему самому не прийти сюда и не освободить меня?

Эта мысль придала мне сил. Я собрал волю в кулак, прекрасно понимая, что сейчас будет…

И рванулся вверх!

Немедленно мое тело пронзила такая боль, словно внутри меня родился неслабый «электрод», который шарахнул молниями во все стороны, пронзив ими каждую клеточку моего тела. Приподнялся я всего на несколько сантиметров – и рухнул обратно.

Но я явно не из той породы людей, которые сдаются после того, как у них что-то не получается.

И я снова рванул свое тело навстречу равнодушному белому потолку.

А потом еще раз.

И еще…

На пятый или шестой раз у меня получилось приподняться и, зацепившись трясущимися пальцами за край автоклава, вытащить из него непослушное тело, по степени функционала недалеко ушедшее от мешка с навозом.

Однако извлечение моей тушки из стеклянного гроба произошло не совсем по плану. Ноги, на которые я так рассчитывал, подкосились в самый ответственный момент, и я со всего маху рухнул на пол, отделанный мраморной плиткой.

Шлепок получился эпичный – я чувствительно приложился спиной и задницей, упав с метровой высоты. Хорошо хоть тело не забыло, чему его учили, и я рефлекторно прижал подбородок к груди, спасая затылок от удара.

Спас.

Но на этом мои силы закончились, и я растекся на полу, наверняка похожий на ту серую кляксу, которая непонятно с какой радости решила вытащить меня из автоклава.

Правда, быстро стало понятно с какой.

– Как я вижу, вы решили позагорать, Иван Николаевич, – раздался откуда-то сверху смутно знакомый голос. – В этом случае вынужден вас огорчить – это не самое лучшее место для подобного времяпровождения.

Силы на то, чтобы повернуть голову, у меня еще остались, что я и сделал. И сразу же память услужливо преподнесла мне довольно неприятное осознание того, где я нахожусь. Ну да, если нагромождение всяких-разных приборов типично для подземных лабораторий Зоны, то вот эта колонна с живым говорящим бюстом на ней может быть только в одном месте.

– Поздравляю с возвратом из царства Морфея в реальный мир, – сказал профессор Кречетов – вернее, та его часть, которая от него осталась. – Уже не помню, на «ты» мы с вами или на «вы», но сегодня предпочту быть вежливым – когда тебе «тыкает» четверть человека, это, на мой взгляд, выглядит немного глупо.

Ученый засмеялся, правда, смех у него получился невеселый. И его можно было понять – я б, наверно, с ума сошел на его месте.

– Понимаю, что вы после столь длительного заключения в автоклаве чувствуете себя не очень хорошо, – отсмеявшись, продолжил профессор. – Но у нас крайне мало времени, потому прошу прощения за бестактность, но у меня просто нет иного выхода. Наб, можешь приступать.

И тут я увидел, как ко мне приближается та самая клякса, что каким-то образом открыла электронный замок автоклава. Клякса довольно шустро перетекала по полу, только ложноножки мелькали. Я даже среагировать не успел, когда она, приблизившись, залезла ко мне на руку и поползла вверх, к лицу.

Я попытался ее смахнуть,