и сворачиваю с неё в гущу деревьев, лиан и кустарников. И вот уже почти ничего не видно вокруг, лишь слышатся стуки по дереву – наверное, какая-то птица долбит ствол клювом, где-то пищат птенцы. И ведь отошёл-то всего на десяток шагов, а уж и не слышу голосов, как будто их и нет вовсе, – ни слуг, ни моих приятелей. Где-то надо мной раздаётся треск ветвей – наверное, это обезьяны перескакивают с дерева на дерево, а затем воцаряется всё та же тишь – величественная и устрашающая. Некоторое время стою недвижим, словно оказавшись в тёмной комнате, собираюсь с духом, а потом возвращаюсь тем же путём, раздвигая ветви и папоротники, оставляющие у меня на лице удушливую смолу, липкие соки и паутину, в которой бьются пойманные букашки. Тропа от меня буквально в метре-другом, но её не вижу, и тут до меня доносится зов Самбы, я едва узнаю его голос, звучащий непривычно и смешно.

Не прошли мы и километра, как перед нами из джунглей, окутанная сумерками, вышла целая толпа юношей с выбеленными лицами. Это было очень странное и в какой-то мере забавное зрелище: тёмные волосы, глаза и губы в обрамлении неестественной белизны. Всё это напоминало не то цирковые пантомимы, не то шуточные фильмы про джунгли. Юноши не издавали ни звука, головы их были потуплены, в руках у них были длинные чёрные копья – такие же я видел и у других негров этой местности. Они не удивились и не испугались, увидев нас, но, не пожелав остановиться по моей просьбе, продолжили путь через лес. Это были новички племени гере, только что принявшие тайну фетиша и татуированные согласно обряду.

Здесь следует сделать пояснение, на истинности которого я вряд ли вправе настаивать, поскольку любые выводы, к которым можно прийти в результате наблюдений за бытом примитивных народов, слишком шатки. Здесь всё покрыто мраком, всё нелогично. Негр не является абсолютно «дологическим» существом, как утверждает Леви-Брюль40, но и с нами его равнять нельзя; и он не таков, каким его видит Фрэзер41. Вряд ли при изучении этой расы можно опираться на какую-либо систему. Поэтому, побывав в Сегеле, я говорю только о том, что читал и что видел.

Одно несомненно – по понятиям дикарей, никто не может считаться мужчиной, то есть стать членом племени, лишь в силу своего пола. Мужчиной является только тот, кто посвящён в таинства жизни и культа. Не каждый достоин такого посвящения, даже если он не проявил себя недостойным образом (например, нечаянно убил птицу, которую нельзя было убивать, съел запрещённую пищу; видел сны определённого содержания и т. д.); не каждый сразу получает право на посвящение. Бывают и старики, которых продолжают считают детьми, потому что они не прошли инициацию.

Поскольку каждая новая татуировка наносится лишь после посвящения в очередное таинство, то она считается не украшением на теле, а свидетельством о статусе её носителя – как в сакральном смысле, так и в племенной иерархии. У негров существует своя шкала познания тайн. Татуировки – лишь её внешние признаки. Один рисунок разрешает иметь дело с женщинами, другой говорит о даре угадывать мысли плодов, третий – о способности укрощать воду и т. п. Нетатуированный или слабо татуированный негр – недостаточно самостоятельная личность, которая ещё не стала полноправным членом племени. Чем больше на теле татуировок, тем больше тайн члену племени доверили его собратья, а значит, он более проник в дух племени, нежели другие. Не быть татуированным – значит не ведать ничего, ни к чему не быть готовым, быть отданным на гнев и милость всего, что может встретиться на пути. Быть подверженным опасности невидимой и быть бесправным перед опасностью видимой.

Люди племени гере отправляют своих сыновей, юношей, в джунгли, где они более трёх лет находятся под присмотром колдунов и жрецов, ведущих свою тайную жизнь в горах; где именно – никто не должен знать, никто не должен их видеть. Только по прошествии трёх с половиной лет семья узнаёт, жив их юный сородич или нет. За это время юноши постигают секреты рыбной ловли, охоты, любви, войны, воровства, медицины, земледелия и т. п. Проникают они и в таинства, без которых любое из перечисленных умений как бы и не существует, не может быть применено. Ибо стрела убивает не потому, что она остра и отравлена, а потому, что над ней произнесены особые заклинания, делающие яд смертельным. Навык охоты – это умение произносить такого рода заклинания.

Здесь привыкают к голоду и страданиям. Известно, что юноше, для того чтобы доказать, что он овладел всеми знаниями, необходимыми для нанесения татуировки, предстоит пройти ещё целый ряд испытаний, продемонстрировав выдержку и самообладание. Уже при первой инициации, превращающей юношу всего лишь в мужчину, ему предстоят неимоверные муки. Мне рассказывали, что в результате таких испытаний погибло немало молодых людей. Правда и то, что многие юноши, сочтённые погибшими, на самом деле были тайком переправлены на другую гору, где, подвергшись дальнейшим обрядам посвящения, стали жрецами, колдунами, знахарями и «пантерами».

На протяжении многих лет в ночной урочный час на расположенной неподалёку горе и вблизи малых поселений раздаётся страшный рёв Ньяму – верховного жреца, наставника юношей. Ньяму постоянно носит маску. Среди людей он появляется на высоких ходулях. Ни с чем нельзя сравнить страх, трепет и благоговение, которые он вселяет в чернокожий народ. Никто не смеет выяснить, кто же такой этот Ньяму, откуда он, почему кричит. Это сулило бы верную смерть любопытным. Завывания Ньяму могут означать то, что одного из обучающихся юношей не стало. Он бесследно сгинул, умер. Наверное, сам же Ньяму его и съел. Звуки, издаваемые Ньяму, оглушительны – человеческой гортани такое исторгнуть не под силу. Мне показывали маски Ньяму: с внутренней стороны, там, где должен быть рот, оказалась некая фистула из высверленного осколка метеорита. Метеориты в особом почёте у туземцев и являются неизменным атрибутом охоты и магических обрядов.

Впоследствии мне захотелось увидеть танец сразу двух Ньяму, о которых жителям деревни было известно, что они живут где-то рядом. Чтобы обряд состоялся, мне было достаточно назначить сумму, и староста, не дознаваясь, кто же такие эти Ньяму и где их искать, просто объявил тамтам, пообещав при этом Ньяму вознаграждение. Начались приготовления, хотя никто не знал, пожелают ли Ньяму явиться. Они пришли, исполнили свой танец и ушли, так и оставшись инкогнито. Никто не посмел следовать за ними, чтобы посмотреть, в каком доме они укроются. Невозможно, чтобы Ньяму никогда не пробовали