За нахлынувшими эмоциями не заметил, что счастье мое возрастало прямо пропорционально возрастающей тревоге в её широко распахнутых глазах.

– Куда мы едем? – повторила, нервно сминая подол платья, непроизвольно натягивая его на коленки.

– В лес.

Ужас на лице малышки ввел меня в ступор.

– Что не так? Боишься, что брошу среди сосен?

Она молчала, искривив рот в немом отчаянии. Напряжение нарастало как снежный ком. Сам начал нервничать, но старался не сорваться. Что за чёрт? Опять я что-то не то делаю?

– Аля?

Молчала и едва дышала.

– Лопата в багажнике, кляп в бардачке. Что ещё надо для полного кайфа? – Глупая шутка не произвела расслабляющего эффекта. Наоборот. Пошел на обгон, и краем глаза увидел, что она прикрылась ладошками и заплакала.

Не ожидая такой реакции, бросил руль и потянулся к ней. Машину повело в сторону, и мы чудом не врезались в грузовик. По спине пробежал холодок, ладони вспотели, сердце бешено заколотилось. Она словно воспрянув ото сна, вскрикнула:

– Андрей! Мы разобьёмся!

Обхватив руль двумя руками, с трудом вовремя выровнял ход и глубоко задышал. Минут десять ехали молча, после чего я, наплевав на правила дорожного движения, резко свернул на обочину и затормозил.

– Что случилось? – выключив зажигание, уже напористей, хрипло, стараясь вернуть остатки самообладания.

Ее зеленые глазенки снова наполнились слезами. Мы стояли у посадки за несколько километров от заказанного мной номера в отеле. Мимо проносились автомобили, оставляя за собой раскатистый шум движков. Где-то в деревьях заливались соловьи. Запах свежей травы и леса пробирался сквозь наглухо закрытые стёкла.

– Я думал сделать этот вечер романтичным. В чудном отеле на природе. Там свежий воздух, шампанское, бассейн, сосны.

Рвано вздохнула, и я был уверен на сто процентов, что малышку постепенно накрывала паническая атака. Не знаю, как это выглядит, но примерно как у неё. Глаза в ужасе раскрыты, лицо бледное, дышать не может.

Притянул её к себе и легонько поцеловал в макушку. Так же надо с истериками бороться, я не прав? Тихонько, как ребёнку прошептал, поглаживая по голове и оголённым трясущимся плечам:

– Девочка моя, тише. Я с тобой. Всё хорошо. Хочешь, мы никуда не поедем? Хочешь, останемся здесь?

– Только не здесь, – выдохнула мне в грудь.

– Почему? – Что-то липкое и неприятное закралось в сердце, но я отогнал от себя паршивые мысли и постарался также мягко выспрашивать. – Ты чего-то боишься?

– Нет, – замотала головой, – уже нет.

– Уже? А когда боялась?

Молчала. Боролась с собой. Я сердцем, мозгами, нутром чуял, какая война происходила у неё в душе. Ну же, говори, давай, детка.

– Я не могу тебе сказать.

Медленно разомкнул объятия. И сделал ровно десять вдохов и выдохов. Максимально тихо, чтобы не спугнуть и не показать, как нервничаю.

– Моя мать бросила меня в шесть лет. – Сказал, откинувшись на подголовник и закрывая глаза. – Она никогда не интересовалась, что со мной. Когда я болел двухсторонним воспалением легких. Когда сломал руку в двух местах, упав с крыши сарая прямо на бетонную плиту. Когда чуть не утонул в озере из-за Пашки, который вытащил меня на глубину, а я почти не умел плавать. Когда дрался с ним же из-за одноклассницы и получил в глаз так, что думал – ослепну. Я шел к отцу. Он никогда не жалел меня особо, не разводил нюни, поддерживал по-мужски. Я не знаю, что такое откровения. Я не умею говорить по душам, но очень прошу, расскажи…

Она, вздрагивала с каждым моим словом, хотела прикоснуться, но опять замкнулась. От безысходности и бессилия начал кусать губы. Потерялась здесь в детстве? Змея укусила, может огромный комар, шмель? Может тут похоронили её любимого питомца? Нашла труп, в конце концов, или сама убила кого-то?

Как только решил вместо неё озвучить первой пришедшую на ум догадку, вдруг произнесла:

– Меня изнасиловали. В детском лагере, который был в лесу. Ненавижу лес. Особенно сосновый.

От жгучей боли, негодования и исступленной ярости спёрло дыхание. Пальцы сжали руль так, что он едва не хрустнул, кадык дернулся.

– Когда?

– В 14 лет.

– Кто это был?

– Учитель.

Подонок! Аааааа! Едва сдержался, чтобы не заорать. Вместо этого осторожно взял её за руку и максимально ласково спросил:

– Малышка, ты это кому-то говорила кроме меня?

Посмотрела, будто я сморозил глупость.

– А как же мама?

– Нет! Ты что? – испуганно, – Она бы не поверила. Нет-нет, я не могла…

– А отец Лёшки? Ты и ему не рассказала?

– Нет. Роман был из моей школы. Поэтому я боялась и молчала.

Вот тварь!

– И это продолжалось…

Продолжалось? Чувствовал, что сейчас взорвусь и окончательно потеряю самоконтроль. Что не вынесу таких признаний и совершу нечто страшное. Мысленно начал разворачивать план действий, уже не вслушиваясь в её откровения. Что может быть хуже этого «продолжалось»? Гнилая сволочь прикасалась к ребёнку, к моей девочке, причиняя жуткие страдания, калеча её тело и психику.

– До конца года…он делал это туда… Ты понимаешь, чтобы не лишать меня девственности, но и чтобы…

Аааааааа! Не дал ей договорить. Рывком притянул к себе и сжал крепко-крепко. Осыпал миллионом поцелуев щёки, нос, губы, тёплую ванильную шею. Сам не понял, почему её волосы оказались важными. Она ведь не плакала. Когда почувствовал, что что-то течет по щеке, догадался, что плАчу сам. Впервые, блять, с шести лет. Но это не помешало твердить мне как мантру:

– Тебя больше никто не обидит, слышишь. Не бойся, я не позволю. – Хрупкое девичье тельце дрогнуло. Обхватила меня за плечи, уткнулась носом в шею. – Ни в городе, ни в лесу – продолжал, стараясь унять мелкую дрожь в руках, – ни в море, ни на суше, нигде.

– Я уже не боюсь – послышалось приглушенное всхлипывание, – благодаря тебе.

Аля

На работу выйти не смогла. У Лёшки опять поднялась температура, появились сопли и кашель. Отпросилась у Михал Михалыча, выслушав многословные претензии по поводу частых отсутствий и отгулов. Да какая уже разница? Через пару дней мы закрываемся. Новая работа не ищется, потому что мне некогда. Я очень занята. Им. Ну и сыном, конечно.

– Это потому что вы до ночи таскались, – укоряла мама, – разве можно так долго ребёнка мучить прогулками? Понимаю, свежий воздух, тепло. Но надо и головой думать! Он ведь маленький ещё, вот и простыл. В садике, вдобавок, перемёрз, да Лёшка?

– Маам, – попросила остановиться, но поздно.

– А мы не на прогулке были, – доверительно сообщил сынуля – нас дядя Андрей опять на батуты повёз и на каток. И мороженое мне купил. И разрешил самому всё