– Так вот почему я здесь! Я одержимый?

– Не совсем, – ответил Оп-девять. – Ты был вскрыт. Ты заглянул в самый настоящий ад, Альфред. Ты видел не какие-то выдуманные, поэтичные картинки с огнем, серой и обреченными на вечные муки душами, а настоящий ад: абсолютную и безнадежную противоположность рая. Я не знаю, на что это было похоже, и надеюсь, что и ты никогда не вспомнишь.

– Альфред говорит, что он все еще с ним, – сообщила ему Абигейл Смит.

– Возможно, так и есть. Тени жертв атомной бомбардировки Хиросимы навсегда остались в этом городе.

– Плохи мои дела, – отозвался я.

– Наоборот, – возразил Оп-девять. – Все очень даже хорошо. Ты выжил, твое тело и сознание функционируют нормально. Чего не скажешь о большинстве из нашей команды.

– Ну, каждый трактует по-своему, – заметил я. – Память у меня стерта, я с головы до ног в бинтах, привязан к больничной койке и преспокойно беседую о демонах, словно они – заурядное явление в нашем мире, как те же бабочки или «хонда-прелюд». Не уверен, что это нормально.

– Я думаю, что память со временем вернется и физическое здоровье тоже. Кроме тебя, был еще один человек, который заглянул в глаза Падшему. Он мертв. Очнулся в пустыне и вырвал себе сердце.

– И что это значит? Я до конца жизни буду прикован к постели?

Оп-девять и доктор Смит промолчали, из чего я сделал вывод, что вероятность такого исхода очень даже велика.

– Пока они на воле, никто из посмотревших им в глаза не будет полностью свободен, – ответил Оп-девять, тщательно подбирая слова.

– Как это понимать: «пока они на воле»?

– Они завладели Великой Печатью Соломона… и исчезли.

– Но это же хорошо?

– Печать – единственное, что имеет над ними власть, Альфред. – Печальные глаза Оп-девять потускнели, он уставился куда-то в пустоту. – Еще до появления людей, зеленых полей и бурных морей, когда и время еще не существовало, произошла страшная война. И в той войне проиграли существа, которых ты видел. Мечом, который смертные назовут Экскалибуром, архангел Михаил покарал их за грехи перед небесным престолом. А когда пришел срок, их запечатали в Святой Чаше. Они оказались под властью кольца, а кольцо это было передано царю Соломону.

После смерти Соломона они, если можно так выразиться, проспали в Святой Чаше три тысячи лет, не причиняя вреда. Однако, прежде чем лишить их свободы, Соломон правил ими с помощью Великой Печати. Их было семьдесят два властелина, у каждого в подчинении легионы приспешников, и все делились мудростью и силой с владельцем Печати.

И вот они на свободе. Они впервые никому не подчиняются. Так что сам понимаешь – та первая война еще не окончена. Более того, она может оказаться последней.

Оп-девять тяжело вздохнул. Он собирался продолжить рассказ, но дверь распахнулась, и в комнату вошел невысокий мужчина в твидовом пиджаке. У него было круглое лицо и пухлые губы, а на кончике острого носа сидели овальные очки в тонкой металлической оправе. Но больше всего поражали волосы – белоснежные и пушистые, как венок из одуванчиков. Он смахивал и на Альберта Эйнштейна, и на изобретателя из фильма «Назад в будущее».

Мужчина говорил на ходу. Сначала я решил, что он сам с собой разговаривает, а потом заметил в ухе гарнитуру, а возле рта – микрофон на черном проводке.

– Да, конечно, господин премьер-министр. Но не мне вам указывать, что говорить журналистам. Может, вам лучше посоветоваться с нашими ребятами из Медкона… Да, из Медиаконтроля. Простите, вы позволите поставить вас на удержание? У меня звонок по другой линии…

– Здравствуйте, господин президент. Как сыграли в гольф? Да, событие просто из ряда вон… Что ж, очень любезно с вашей стороны, господин президент, но я не думаю, что нам понадобится помощь вооруженных сил США. Не на данном этапе. Вы не подождете секунду? У меня британский премьер на линии… Спасибо.

– Вы слышите меня, господин премьер-министр? Я бы сказал журналистам, что нынешняя погода – это аномалия, вызванная глобальным потеплением. Вы же знаете, как они обожают глобальное потепление… Что вы говорите? Что с баскетбольный мяч? Град? Что ж, я бы посоветовал людям не выходить из дому. Простите, вы не могли бы еще немного подождать?

– Нет, господин президент, боюсь, что бомбардировщики «стелс» тут совершенно бесполезны… Ну, это зависит от того, что вы подразумеваете под «сдержанный». «Сатком»[15]обнаружил их в районе Гималаев… Да, конечно, мы будем держать вас в курсе… Благодарю вас, господин президент, я буду… Да, у нас есть план… Простите, не подождете минутку?

Во время всего разговора этот тип не сводил с меня глаз, нервно притопывал ногой и постоянно запускал пятерню в волосы. Наверное, из-за этой привычки у него и была такая странная прическа.

– Господин премьер-министр, вы еще здесь? Я не собираюсь с вами спорить… О да, я уверен, что общественность примет версию глобального потепления. Да, даже если величиной с «фольксваген». Простите, вы сказали – величиной с «фольксваген»? О боже. Что ж, это уже похоже на «Лондонский блиц», не находите? Алло, алло? Черт, связь оборвалась. Господин президент, вы меня слышите?

Мужчина расстроенно тряхнул головой, и его волосы на секунду превратились в белый торнадо.

Он избавился от наушника и передал его Абигейл:

– Забери эту чертову штуку, Смит. Я до смерти устал от политиков!

Потом он подошел к моей койке и улыбнулся, глядя на меня сверху вниз. Тут ему было далеко до Абигейл Смит. Зубы у него не были ни белыми, ни ровными.

– Альфред, это Франсуа Меривезер, – сказала она. – Директор АМПНА.

– Я – Альфред Кропп.

– Я знаю, кто ты. И рад, что и ты это знаешь. Прямо от сердца отлегло.

– Это практически все, что мне известно.

– По одному шажочку, Альфред! По одному шажочку! Как съесть слона? По кусочку!

– А что там случилось с погодой? – поинтересовался я.

– Они накрыли землю саваном, – ответил Оп-девять.

– Девятый, тебе обязательно постоянно быть таким мрачным? Накрыли саваном! У меня сердце сжимается, когда я с тобой общаюсь. Столько меланхолии!

– Постараюсь повеселеть, директор.

– Одним старанием веселее не станешь, Девятый. Ты только взгляни на этих клоунов из преисподней. Итак, Альфред, вот мы и познакомились. Ты в безопасности, но пока еще не совсем в форме. Однако доктор заверил меня, что мы можем рассчитывать на твое полное выздоровление. Если тебе что-нибудь нужно – не стесняйся, сразу скажи. Все, что душа пожелает. Вот сейчас ты чего-нибудь хочешь?

– Да, я хочу маму. Я хочу мою маму.

Меривезер посмотрел на Абигейл Смит, и та лишь пожала плечами.