Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звучало неплохо, пока Диксон еще не задействовал свои связи и не проверил все это в Бюро.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — сказал Винс, — но никто из вас пока не имел дела с таким типом убийц. А я таких встречал больше, чем кто-либо мог бы за три жизни. Я имею доступ к любой документации и любому контакту, на которые есть выход у ОПР. Просто я здесь как бы неофициально. И если вы опасаетесь, что я стану привлекать внимание, — сказал он, обращаясь к Диксону, — или попытаюсь отобрать у вас дело, расслабьтесь.
— Спасибо, что сказал, — ответил Диксон, решив попридержать пока вопросы и скептицизм.
И Винс это чувствовал. Шериф все отложил на потом. Винсу предстояло сосредоточиться на аутопсии. Он повернулся и направился к зданию.
Винс с Мендесом отстали на шесть шагов.
— Ну, что там за долгая история? — спросил Мендес. — Ты плохо выглядишь, Винс.
Тот засмеялся. Он уже смотрел на себя в зеркале мужского туалета.
— Я выгляжу дерьмово, сынок. У меня язва. — Это была правда. Язва у него была из-за того, что он вместо пищи поглощал болеутоляющие. — Самолетная еда, — сказал он, закатывая глаза. — Не о чем беспокоиться. Бог знает, как мне удалось не заполучить ее раньше.
Мендес смотрел недоверчиво.
— Ты в порядке?
— Вполне.
— Усы отпустил, — задумчиво сказал Мендес.
— Стараюсь не отличаться от вас, сельских, — сказал Винс. — Пошли посмотрим, что там у тебя.
Первое впечатление от окружного морга Лос-Анджелеса — запах. Система вентиляции морга была слабой, но никого в приемной это, похоже, не беспокоило.
Диксон болтал с помощниками коронера, сидевшими за большим белым столом в ожидании следующего «клиента». По прибытии его измерят, снимут отпечатки пальцев, сфотографируют, закутают в пакет и уберут в холодильник, где он будет ждать аутопсии, если таковую сочтут необходимой. А пока они воспользовались перерывом, чтобы попить кофейку и послушать шипение электронной ловушки для насекомых.
— Трудный день? — спросил Диксон, угощаясь молочными шариками с солодом с бумажной тарелки.
— Как обычно, — ответил дородный ассистент, лысый, размером с медведя, с синими татуировками, сверху донизу покрывавшими мясистые и толстые, как бревна, руки. Он вел себя, как человек, работающий в морге уже давно. Он относился к тому типу людей, которые спокойно залезут в изъеденный червями труп, а потом сядут и как ни в чем не бывало с удовольствием умнут бутербродик-другой.
Единственная женщина, симпатичная брюнетка лет двадцати, сказала:
— Четырнадцать вызовов, три убийства, четыре самоубийства и шесть смертей по неосторожности.
— И куропатка на грушевом дереве?[18]— спросил Винс.
Девушка засмеялась.
— Приколись, — сказал громила. — Двое из тех шестерых, которые по неосторожности, полезли на дерево за кошкой. Придурки. Кто-нибудь когда-нибудь видел там скелетированную кошку? Эти твари слезают сами, когда им вздумается.
— Наверное, девочек своих удивить хотели, — сказал Винс.
Девушка закатила глаза.
— Любую женщину, которой нужен такой дуб, надо стерилизовать.
Винс блеснул своей знаменитой улыбкой:
— Вы не романтик?
Она снова рассмеялась.
— Не здесь.
— Кто-нибудь видел Микадо? — спросил Диксон.
— В третьем отделении, — сказал громила. — Ждет тебя.
— Спасибо.
— Приятно видеть тебя, Кэл.
— Тебя тоже, Бак.
Винс подмигнул девушке и обрадовался, когда она подмигнула ему в ответ. Может, он еще не так уж плох.
Он двинулся за Диксоном.
— Вам, верно, пришлось подергать за нужные ниточки, чтобы пропихнуть свою жертву в начало списка.
Окружной морг Лос-Анджелеса был легендарным местом. Открыт всегда, производит около двадцати тысяч вскрытий в год. Двести пятьдесят трупов могли одновременно храниться на полках из нержавеющей стали.
— Я многие годы в них путаюсь, — сказал Диксон. — Пришло наконец время и дернуть за них.
Они вошли в одно из трех отделений аутопсии, надели желтые халаты, бахилы и хирургические маски, чтобы не занести заразу или не получить ее. Патологоанатом и его помощники были одеты в синие халаты. Некоторые носили защитные очки или щитки для защиты лица. Был даже один в респираторе. Диксон всех познакомил.
— Мик, это мой детектив Тони Мендес и специальный агент Винс Леоне, ФБР. Тони, Винс: помощник главного медэксперта — коронер доктор Мик Микадо.
Микадо оказался тем самым, в респираторе. Он вскинул брови.
— Ого. С большими шишками водишься, Кэл. — Он кивнул Винсу. — Рад познакомиться. Я ваш большой поклонник.
Винс закатил глаза.
— Только никаких автографов. Я тут на побегушках. Вот наша звезда, — сказал он, указывая в сторону обнаженной мертвой женщины, лежавшей на столе из нержавеющей стали. — Посмотрим, что она нам скажет.
Все принялись за дело. В дальнем конце отделения полным ходом шло другое вскрытие, коронер и его ассистенты молча обходили друг друга, словно танцоры, совершая одно выверенное движение за другим. Завизжала костепилка. Стальные инструменты загремели в стальных поддонах. Один из облаченных в халаты людей подошел к столу с огромным секатором для разрезания грудной клетки.
Микадо начал визуальный осмотр.
Лиза Уорвик при жизни была симпатичной девушкой: темные волосы, овальное лицо, стройное тело. Однако последняя глава в ее жизни была совсем лишена привлекательности. Над ней издевались бог знает сколько времени. О ней ничего не было известно около десяти дней. Винс не знал ни одного убийцы, который бы холил и лелеял свою жертву до убийства. И этот не был исключением.
Верхняя часть тела женщины представляла собой палитру художника-садиста, состоявшую из фиолетового, синего, зеленого и желтого цветов — ужасных синяков, особенно в районе груди и живота. Удары наносили несколько дней, судя по разнице в оттенках.
Ее мучитель использовал хорошо заточенный нож, чтобы наносить глубокие порезы по всему телу, начиная с подошв ног и заканчивая пальцами рук и грудью. Большой палец левой руки отсутствовал. Соски были вырезаны.
Вероятно, части тела убийца сохранил, чтобы обновлять в памяти все события. Возможно, что он каким-то образом использует их в быту. Небезызвестный убийца Эд Гейн, мясник из Плейнфилда, орудовавший в сельской местности штата Висконсин, из кожи своих жертв помимо всего прочего делал абажуры. Также он ел части их тел в ритуальных целях, чтобы его жертва стала частью его самого.