сперва их заколоть и лишь потом распять». Поэтому оставим сообщение о родосских кораблях, помогших Цезарю, на совести Торра, который хоть и, бесспорно, добротный историк, но иногда ошибающийся (к примеру, он уменьшил число родосских кораблей, с которыми Цезарь прибыл в Александрию, со 100 до 10, хотя первоисточник – записки самого Юлия – прямо говорят о сотне кораблей; об этом чуть ниже).

Но все это – события более раннего времени, а у нас речь идет о гражданской войне.

Итак, благосклонность Цезаря к враждебным родосским морякам не помешала им вновь воевать за Помпея при Фарсале (кстати, как указывает Сэсил Торр, Помпей бежал после фарсальского разгрома на Лесбос именно на родосском корабле). Об удалении родосского флота после Фарсальской битвы косвенно свидетельствует Цицерон в трактате «О дивинации», где к скептически настроенному автору как бы обращается его брат Квинт со следующими словами: «Когда Г. Копоний, очень умный и образованный человек, в должности пропретора командуя родосским флотом, прибыл к тебе в Диррахий, он сообщил тебе, что некий гребец с квинкеремы родосцев пророчествовал, что менее чем через тридцать дней Греция будет залита кровью, Диррахий будет разграблен, вы будете грузиться на корабли, чтобы бежать, и бегущие увидят позади себя печальное зрелище пожаров. Но родосскому флоту будет дано в скором времени вернуться домой. Тогда не только ты встревожился, но и М. Варрона и М. Катона, которые тогда там были, людей ученых, охватил сильный страх. Спустя немного дней к вам прибыл Лабиен, бежавший после поражения при Фарсале, и сообщил об уничтожении армии Помпея. А вскоре сбылись и остальные части пророчества: были разграблены зерновые амбары, и все дороги и тропы были усыпаны зерном. И вы в сильном страхе должны были грузиться на корабли. А ночью, глядя на город, вы могли увидеть пылающие грузовые суда, подожженные воинами, которые не хотели следовать за вами. Наконец, покинутые родосским флотом, вы убедились, что пророчество было верным». Так что после Фарсальской битвы родосцы окончательно перешли на сторону Цезаря, изгнали с острова сунувшихся было туда разгромленных помпеянцев, и именно на родосских кораблях Цезарь прибыл в Александрию (в своих записках он говорит о сотне родосских кораблей). Они служили Юлию верой и правдой и в тяжкое для него «Александрийское сидение», и в Канопском устье Нила (где родосский флотоводец, не названный Торром, погиб вместе со своим кораблем), и в Африканской кампании. По смерти Цезаря верные его памяти родосцы дали корабли неустойчивому цезарианцу Долабелле, но отказали в них убийцам Цезаря Бруту и Кассию. Переговоры в Минде завершились безрезультатно, состоялись две морские битвы. Родосцы сражались доблестно и отчаянно, но проиграли. Кассий осадил столицу острова, в которой в тот момент был недостаток продовольствия, и в результате предательства (ворота открыли то ли проримская партия, то ли испуганные голодом морально неустойчивые жители) римляне вошли в город. Итог известен – казни и всеобщее разграбление. После поражения цезареубийц под Филиппами Кассий Пармен вывел из родосских гаваней все корабли, какие смог, а остальные сжег, пощадив только некий священный корабль. Теперь Родос не мог никого поддерживать просто физически… Антоний после победы над Брутом и Кассием передал под владычество Родоса несколько довольно отдаленных от него островов – Андрос, Тенос и Наксос – в качестве компенсации за разбой Кассия, однако родосцы столь рьяно ринулись выжимать соки из своих новых приобретений, что Антоний забрал свой дар обратно. Так, причем вполне предсказуемо, завершились для острова политические игры с Римом.

Потеряв фактически политическую самостоятельность в 160-е гг. до н. э., Родос вынужден был отличиться только на мирном поприще, что у него получилось, в принципе, неплохо, ибо культурные традиции, заложенные в начале эллинистической эпохи, не заглохли и при римлянах. О философии и искусстве античного Родоса – наш следующий разговор.

Глава 4. Философия и искусство античного Родоса

«Много достопамятных людей произошло с Родоса, – читаем мы у Страбона. – Полководцы и атлеты; среди них были предки философа Панеция; из государственных людей, риторов и философов назовем самого Панеция, Стратокла, перипатетика Андроника и стоика Леонида; из еще ранее живших – Праксифана, Иеронима и Эвдема. Посидоний занимал на Родосе государственные должности и преподавал там философию, хотя и был родом из Апамеи в Сирии, так же как Аполлоний Малак и Молон, которые были родом из Алабанд, ученики ритора Менекла… И поэт Писандр, автор „Гераклеи“, тоже был родосцем, и грамматик Симмий, и в мое время Аристокл. Что же касается Дионисия Фракийского и Аполлония, автора „Аргонавтики“, то хотя они были александрийцами, но назывались родосцами».

Список Страбона еще будет, несомненно, дополнен ниже, однако начать обозрение культурно-научной жизни античного Родоса хотелось бы с философии – царицы наук. О том, как высоко ценились философские познания на Родосе, свидетельствует Витрувий: «Когда последователь Сократа, философ Аристипп, выброшенный после кораблекрушения на берег острова Родос, заметил вычерченные там геометрические фигуры, он, говорят, воскликнул, обращаясь к своим спутникам: „Не отчаивайтесь! Я вижу следы людей“». С этими словами он направился в город Родос и вошел прямо в гимнасий, где за свои философические рассуждения был награжден такими дарами, что не только себя самого обеспечил, но и тем, кто был вместе с ним, раздобыл и одежду и все прочее, необходимое для удовлетворения жизненных потребностей. Когда же его спутники захотели вернуться на родину и спросили его, не желает ли он что-нибудь передать домой, то он поручил им сказать следующее: «Надо снабжать детей таким имуществом и давать им на дорогу то, что может выплыть вместе с ними даже после кораблекрушения. Ибо истинная помощь в жизни – то, чему не могут повредить ни невзгоды судьбы, ни государственные перевороты, ни опустошения войны». А развивавший эту мысль Теофраст, убеждая, что лучше быть ученым, чем полагаться на свои деньги, утверждал так: «Ученый – единственный из всех не бывает ни иностранцем в чужой земле, ни – при потере родных и близких – лишенным друзей, но во всяком городе он гражданин и может безбоязненно презирать удары судьбы. И, наоборот, кто думает, что он защищен оградой не учености, а удачи, тот, идя по скользкому пути, сталкивается не с устойчивой, но с неверной жизнью». Не расходится с этим и Эпикур, говоря: «Не многое мудрым уделила судьба, но однако то, что важнее и необходимее всего: руководиться указаниями духа и разума „…Ведь все дары судьбы могут быть легко ею отняты; внедренные же в умы знания никогда не изменяют, но непоколебимо остаются до самого