Тогда что же погубит парней?

Дробиченко переминался с ноги на ногу, тоскливо оглядывая мертвецов. Очевидно, в глубине души, он все же не верил, что три человека разнесут оборону спецобъекта в считанные секунды.

— Ждем Сына, отдыхайте пока, — распорядился президент.

Позади гондолы зашуршали шаги. Фон Богль сунул вторую руку за пазуху, но тут же расслабился. Явился Прохор. Колдун даже не выглядел запыхавшимся, он бодро подошел и встал в круг, поправляя одежду. На левой щеке его запеклась кровь, смуглую кожу стягивали грубые стежки. Колдун как-то неестественно прямо держал спину, точно нес на макушке кувшин. Коваля слегка передернуло, когда он представил, как Прохор штопает разорванную скулу. Грубые нитки уже погрузились в мясо, скоро их начнет выталкивать, но лучше на это не смотреть…

— Я правильно понял — назад теперь выйдем? — спросил Артур.

Озерник осклабился. Коваль заметил блеск зубов; ему вдруг отчетливо представилось, как несколько минут назад эти зубы заживо рвали людей. Президент удивился: Озерники клялись, что, в отличие от сказочных вампиров, отдавали предпочтение прожаренной свинине и говядине…

Однако с Сыном что-то произошло.

К сожалению, времени не было на раздумья. Осталось нехорошее послевкусие, подложка запаха тухлого, волной тянущегося за молодым колдуном.

— Куда таперича? Веди, окаянный! — Митя тряхнул «джинна» за ворот.

Дробиченко покрутил головой, неуверенно осмотрелся и направился в дальний угол пещеры, к длинной палатке, куда полого спускался неровный пол.

— Герр Богль, прикрывайте нас на всякий случай, — попросил Артур, хотя немцу можно было и не напоминать.

— Тихо, тсс! — Дробиченко приложил палец к губам. В полумраке поблескивали золотые узоры на его халате. — Видите? Ну, там, внизу…

Он провел их за палатку, в которой прежде спали солдаты охраны. В палатке, при свете фонаря, Артур приметил немало интересного. На циновках скорчились два свежезаколотых трупа; один принадлежал солдату, а второй — морщинистому старичку в очках. Старичок в расшитом серебром, суконном башлыке лежал, уткнувшись лицом в стол, заваленный бумагами, с письменами, как минимум, на трех языках. Сбоку от стола, на лавке и прямо на Дощатом полу слоями громоздились большие листы, исписанные, перечеркнутые, заполненные странными схемами, картами и чертежами. На соседней полке высились стопки книг, преимущественно словарей.

— Черт, вы убили Омара… — простонал Дробиченко.

— Так это… предупреждать надо, — покраснел Митя. — А чего он с саблей кидается?

— Он лучший толмач. Он перевел первые записи с ворот.

— С каких еще ворот? — спросили хором.

— Вот с каких! — Почти театральным жестом Дробиченко откинул задний полог палатки.

— Твою мать… — выдохнули все, включая немца. Малахитовые врата блестели под ногами.

Острое чувство дежа вю.

Коваль никогда в прежней жизни не посещал Грецию, даже не пролетал над побережьем на самолете, и уж тем более не высаживался на расколовшихся островках. Волна памяти накатила совсем с другой стороны. Что там болтал Хранитель памяти Кристиан? От чего пытался предостеречь? Кажется, ему чудилось, что в Малахитовые врата заходить нельзя…

За палаткой в скале начиналась широкая трещина, не замеченная ими раньше. Под ногами глухо отзывалась ровная прохладная поверхность. На подставках за палаткой чадили факелы, между ними торчало массивное сооружение, напоминающее якорную лебедку, только вместо цепи был намотан эластичный канат с альпинистской сбруей на конце.

Коваль увидел не сразу. А когда увидел, понял, что закатить подобную инсценировку Карамазу не под силу. Даже с целью заманить русского эмира в подземную тюрьму.

Они стояли перед широченной дверью, аккуратно застеленной маскировочной тканью. Поверх ткани были рассыпаны мелкие камешки, создавая полную иллюзию привычного, для пещеры, шершавого, колючего дна. Озадачивало то, что дверь находилась именно в полу. Если бы она стояла, сквозь нее свободно проехали бы рядом два грузовичка.

Артура передергивало от холода, кольца кольчуги жгли тело сквозь нижнюю рубаху. Ветер постанывал в каменном колодце, закручивался жалобным вихрем, унося вверх чад факелов и души убитых защитников острова. По скользким стенам сочилась вода, неумолчные капели выстукивали раздражающий, монотонный ритм. За толщей скалы вздыхала морская пучина.

— Глянь-ка, в щель нож не просунешь. Будто для красоты нарисована… — задумчиво произнес Карапуз.

— Господин, эта дверь есть обман. Дальше нет дороги, — поспешно добавил фон Богль. — Это есть шутка…

— Это не есть шутка, — усомнился президент.

— Но там — камень! Внизу — камень! — пивовар постучал каблуком.

Карапуз и Махмудов согласно покивали.

Именно так отшельник Кристиан и описывал место, хотя внятно не мог пояснить, на какую же тропу выводят громадные двери. И для кого же, такого огромного, предназначен Вход. Или Выход, что еще больше запутывает ситуацию.

Зловредной чертовщиной тут пахло. Сын Красной луны Прохор стоял рядом, и даже улыбался слегка. Впрочем, Артур и без его помощи давно определил, что в последние годы Входом никто не пользовался. Толстый слой пыли покрывал малахитовые створки, мурманский летун раскачивался в рюкзаке президента, не подавая признаков тревоги.

— Навались, ребята! — скомандовал Артур. — Герр Богль, а вы последите за обстановкой.

Сообща, они кое-как сдвинули тяжеленный брезент, отсыпая в сторону камни и скручивая негнущуюся ткань. Двустворчатые ворота из отполированного малахита, в свете факелов, отливали инкрустацией, вставками из тусклого желтоватого металла и мелкими узорами, нанесенными тонким резцом. Ворота достигали в высоту метров восьми, в ширину чуть меньше. Створки держали по четыре металлические петли, каждая величиной со снаряд среднего калибра. Чутье подсказывало Артуру, что ворота только притворяются воротами, а на самом деле все несколько сложнее, и створки снаружи поднять никому не под силу. Ворота в скале, ведущие вертикально вниз. Бред. Но они существовали.

— Герр президент, камень уложен в камень, дороги вниз нет…

— Давно бы обвалились, из минерала-то… — рассудил узбек.

— Что скажешь, Озерник? — обернулся Артур к колдуну. — Бутафорские ворота, или есть дорога?

Сын Прохор неопределенно подвигал ртом.

— Ведовство забытое, туманное. Слухи ходят, что под горами уральскими колодцы стоят, куда тысячи лет назад ушел народ, по прозванию «чудь». Вот так… Колодец обрывается пробкой, вроде как засыпан наглухо, ан узел там. Забыты веды, коими узел покорен…

— Какая чудь? Какой еще узел? — скривился Дробиченко.