Его тело ни за что не поместится на диване.

Чувствуя себя чертовски неловко, я говорю:

— Или мы оба можем хорошенько выспаться на кровати. Она достаточно большая.

Макс несколько секунд ничего не говорит, и я переминаюсь с ноги на ногу.

— Ты не будешь возражать против этого? — спрашивает он.

Я киваю, затем заставляю себя улыбнуться.

— Мы просто собираемся поспать.

Его взгляд скользит по мне.

— Верно.

Он поворачивается и закрывает входную дверь на замок. Я захожу в маленькую спальню и откидываю одеяло.

— Спи у стены, — приказывает он.

Я переползаю по матрасу и ложусь. Затем мой взгляд падает на Макса, который расстегивает рубашку.

Срань господня.

Я заставляю себя смотреть в потолок, но через секунду переворачиваюсь на бок, и мой взгляд упивается его видом, когда он стягивает с себя ткань.

Мышцы его груди очерчены, и у мужчины потрясающий пресс.

Господи. Конечно, у него было бы тело, соответствующее его проницательным глазам и идеальному лицу.

У него на боку вытатуировано имя. Аня.

Когда он поворачивается, чтобы положить сложенную рубашку на потертый стол, я вижу его мускулистую спину и широкие плечи.

— Сильный побеждает. Слабый умирает, — читаю я слова, написанные чернилами над татуировкой дерева с листьями, поднимающимися к плечу, и корнями, ползущими по пояснице к бедрам. — Что символизирует дерево?

Макс начинает расстегивать ремень, и моя бровь взлетает вверх. Уголок его рта приподнимается, затем он говорит:

— Я не буду спать в брюках.

Неохотно я поворачиваюсь на другой бок лицом к стене, чтобы у него было немного уединения. Мне требуются все силы, чтобы не подглядывать.

Глава 15

Макс

Это не очень хорошая идея.

Эта дерьмовая мысль приходит мне в голову, когда я выключаю свет и ложусь рядом с Ками.

Сегодня ночью дерьмо стало настоящим. Ярость кипит у меня в груди, потому что эти ублюдки действительно пытались ее убить.

Только через мой труп я позволю кому-либо прикоснуться к ней.

Видя ужас Ками и то, что она оказалась в такой опасной ситуации, моя ярость растет.

Я вздыхаю, затем отвечаю на вопрос о татуировке.

— Дерево символизирует силу, а корни напоминают мне о том, откуда я родом. Листья, уносящиеся в небо, показывают, что нет пределов тому, чего можно достичь. — Я молчу несколько секунд, затем добавляю: — Аня — имя моей сестры.

— Татуировка тебе идет.

Между нами снова воцаряется тишина, и проходят минуты, прежде чем она спрашивает:

— Помнишь, когда ты сказал моему отцу отправить фотографию в Академию Святого Монарха?

— Да?

— Что такое Академия Святого Монарха?

Я думаю, как описать это место.

— Это старый замок, который принадлежит отставному главе Братвы. — Я прерываю свое объяснение, чтобы спросить: — Ты знаешь, что такое Братва?

Ками поворачивается лицом ко мне.

— Нет. Но я предполагаю, что это какая-то организация.

— Это русская разновидность мафии, — объясняю я. Затем продолжаю: — Святой Монарх — нейтральная территория для любого представителя преступного мира. Это единственное место, где запрещено убивать. Ты можешь пройти обучение, чтобы специализироваться в выбранной тобой области. В замке также есть курорт, и там иногда проводятся свадьбы между враждующими семьями, чтобы никто не погиб.

Мягким тоном она спрашивает:

— Это там ты научился быть ассасином?

— Да. Они учат всему, от владения оружием и ведения боевых действий до охоты и уничтожения цели.

Я удивлен, когда она хихикает.

— Похоже на Хогвартс для преступников.

Уголок моего рта приподнимается.

— Отнюдь. Они также занимаются всеми незаконными контрактами и оснащены лучше, чем ФБР. Академия Святого Монарха — сердце преступного мира.

— Есть совершенно другая сторона мира, о существовании которой я никогда не подозревала. Это безумие, — бормочет она.

Я поворачиваю голову, и мы встречаемся взглядами.

— Почему все это тебя не пугает?

Ее губы растягиваются в улыбке.

— Поможет ли это, если я испугаюсь? — Прежде чем я успеваю ответить, она добавляет: — Думаю, это потому, что я немного узнала тебя до того, как была сброшена бомба. Я знаю, что могу доверять тебе, и это делает ситуацию немного менее пугающей.

Я поднимаю взгляд к потолку, когда ее слова наполняют мою грудь еще большим теплом.

— Спокойной ночи, Макс, — шепчет она.

— Спокойной ночи.

Некоторое время мы лежим в тишине, но она не засыпает. Может, она и не волновалась, но события ночи, должно быть, выбили ее из колеи.

— Иди сюда, — приказываю я, мой тон мягче, чем обычно.

Ками садится и делает паузу, прежде чем нерешительно придвинуться ближе ко мне. Я раскрываю для нее руку, и когда ее голова ложится мне на плечо, притягиваю ее ближе.

Я прислушиваюсь к ее дыханию, пока ее тело расслабляется, прижимаясь к моему боку, а затем ее замерзшая нога касается моей лодыжки.

— Господи, ты замерзла.

— Холодные ноги, теплое сердце, — бормочет она. — Ты теплый, что объясняет твое холодное сердце.

Я усмехаюсь.

— Это самая большая чушь, которую я когда-либо слышал.

Ками расслабляется еще больше и кладет руку на мой пресс. Мои мышцы напрягаются от невинного прикосновения.

— Это нормально? — спрашивает она.

Нет. Ни в коем случае.

— Да, — отвечаю я. — Спи, Ками.

Она удовлетворенно вздыхает и, блять, прижимается ко мне.

Ты просто предлагаешь ей немного утешения.

Спи.

Я слушаю, как выравнивается ее дыхание, и, поняв, что она наконец-то уснула, опускаю голову и прижимаюсь губами к ее волосам.

Проходит некоторое время, прежде чем я погружаюсь в сон без сновидений, а когда я просыпаюсь, солнце только появляется из-за горизонта.

Я смотрю в потолок, моя левая рука онемела от лежащей на ней Ками, но я не смею пошевелить ни единым мускулом, потому что не хочу ее разбудить.

Господи, я готов пожертвовать притоком крови к моей руке, только чтобы почувствовать, как ее тело прижимается к моему.

С течением времени в комнате становится светлее, и когда Ками со стоном просыпается, прижимаясь всем телом ко мне, ее рука крепче обнимает меня за талию, словно я ее личный плюшевый мишка.

Чувство собственничества захлестывает мою грудь, и она откалывает еще один кусочек льда вокруг моего сердца.

Она — просто работа.

Я качаю головой при этой мысли.

Она перестала быть работой, когда я обнял ее в кладовке.

— О Боже, — стонет она, поднимая голову. — Я полностью лежу на тебе. — Она перекатывается на спину и снова потягивается. — Прости.

Мои глаза останавливаются на ее твердых сосках, упирающихся в ткань футболки, и я вскакиваю с кровати одним движением.

Выйдя из комнаты, я направляюсь прямо в ванную и закрываю за собой дверь, а затем смотрю