– Выключите половину обогревателей, – вежливо посоветовала я. – Менее экстремальный способ сэкономить.

Он снизошел до улыбки. Мы на головокружительной скорости шагали мимо конюшен на противоположную сторону, и тут он обернулся и вопросительно на меня посмотрел.

– Вы одна будете жить в коттедже?

– Я и мой маленький сын, Айво. Ему чуть больше двух лет.

– Ага, понятно. И где же его отец?

– Мы больше не живем вместе. – Я посмотрела ему прямо в глаза. – Поэтому я и была вчера в адвокатской конторе.

– А. Извините. Не хочу допытываться, но думаю, мне нужно примерно знать, как обстоят дела. – Извинение было искренним, и я его приняла.

– Хорошо, я понимаю. Ой! – Я споткнулась о большой булыжник, один из тех, что валялись во дворе, и еле удержала равновесие.

– Одна из опасностей проживания здесь, увы, – заметил он. – Осколки из моей мастерской. Все, что мне не нужно, я просто выбрасываю сюда. Вот где я работаю. – Он кивнул в сторону большого амбара; громадные черные двери закрыты на засовы и задвижки. – Здесь я леплю и стучу молотком. И большинство моих работ заканчивает жизнь в этой мусорной куче. – Он пнул ногой булыжник.

Ага, значит, вот где все его драгоценные скульптуры. В этом амбаре наверняка полно бронзы и древнего камня. Интересно, на что похожи его работы? Элис говорила, что он – профессор Королевского Колледжа Искусств, значит, он действительно талантлив.

– Это тоже ваши? – спросила я, увидев стадо волосатых коров, которые пялились на нас через забор.

– Да, это лонгхорны. Я держу очень маленькое стадо; скульптуры с животными сейчас очень популярны, и это мои модели. Правда, меня интересуют только старые породы – полосатая голуэйская, например.

– Мой муж – фермер, – с улыбкой проговорила Филли. – Вы наверняка его знаете. Майлз Хэмптон.

Он уставился на нее.

– Нет, не знаю. – Ответ был вежливым, но холодным. Филли зарделась: она не привыкла к такому недружелюбному обращению.

Внезапно он остановился, и мы с Филли, следуя чуть позади, чуть не врезались в него, как персонажи из мультика.

– Вот мы и пришли. И не говорите, что я вас не предупреждал.

Я удивленно оглянулась. Мы проходили мимо сараев, которые я поначалу приняла за фермерские пристройки, но теперь, в самом конце ряда амбаров, я заметила крошечный каменный коттеджик, похожий на навес; как будто строители решили прилепить его сбоку в последний момент.

Джосс забренчал связкой ключей, выискивая нужный.

– Обычно этими делами занимается Аннабел, а я не был здесь уже сто лет… проклятье, все эти ключи одинаковые, погодите-ка… вот, нашел. – Он отделил ключ от связки и вставил его в замок. – Как я и говорил, я понятия не имею, что там внутри. О черт. Проклятая дверь застряла.

Он отступил назад и приложился плечом к облупливающейся голубой краске; дверь распахнулась, и он влетел в дом, исчезнув во мраке. Мы с Филли осторожно прошли через низкий вход. В комнате было очень темно и, судя по всему, очень тесно. Сильно пахло плесенью.

– Ни черта не вижу, – рявкнул Джосс.

– Это потому, что на окнах ставни, – радостно заметила я и побежала их открывать. Сквозь грязные стекла заструился холодный зимний свет.

– Посмотрите, – воскликнула я, закружившись на месте, – здесь так мило!

– Ничего себе мило, это же крысятник какой-то, – фыркнул Джосс, оглядываясь вокруг. Плешивый зеленый ковер, диван с торчащими ржавыми пружинами, выцветшие розовые обои, отклеившиеся по углам под низким потолком, покрытым подозрительными коричневыми влажными потеками; повсюду царило запустение и сырость.

– Здесь сыро, – произнесла Филли, с отвращением наморщив нос.

– Ерунда, просто нужно проветрить хорошенько. Здесь давно никого не было, вот и все.

Я прошла через комнату – тремя шагами – и распахнула ставни на другом окне, впуская больше света. Попыталась открыть и окно тоже, но поспешно захлопнула, когда оно чуть не слетело с петель. Я оглянулась, не обращая внимания на неодобрительные взгляды моих спутников. Я тоже чувствовала заброшенность и упадок, но кроме этого видела большой и уютный открытый камин, красивое окно с эркером и широким деревянным подоконником, из которого открывался восхитительный вид на глостерширские деревенские просторы. Передо мной расстилались темно-зеленые зимние поля, разделенные на квадратики низкими серыми стенами загонов; на полях паслись стада овечек.

– Блаженство! – ахнула я.

– Рози, тебе нельзя здесь жить, – донесся сердитый голос Филли откуда-то из другого мира. – Иди, посмотри на кухню. Здесь гораздо хуже, чем я предполагала.

Кухня, надо признать, и вправду была смех да грех. Там была плита или что-то вроде того, но явно довоенного производства; раковину с потрескивающейся эмалью было страшно наполнить водой. Со стен слезала белая краска, красный линолеум был весь в пузырях.

– Да это все только кажется, – упрямо проговорила я. – Немножко покрасить, прибить линолеум, положить тростниковые коврики, в раковину можно тазик поставить. Я здесь мигом всю починю.

– Ваша сестра права, – сказал Джосс, войдя на кухню с удрученным видом. – Я только что проверил водопровод: с маленьким ребенком здесь жить нельзя. Уж не знаю, о чем Аннабел думала, когда сдавала эту развалину. Даже в качестве дачного домика это полное недоразумение.

– Прошу вас, – я положила руку ему на плечо. – Прошу, не говорите так. Не запрещайте мне здесь жить. Здесь хорошо, правда; я постараюсь, и здесь станет уютно.

– Должно быть, вы в отчаянии, раз хотите жить здесь.

– Я в отчаянии. Повисла тишина.

– Что за глупости, она вовсе не в отчаянии! – горячо воскликнула Филли. – Рози, ты прекрасно знаешь, что мы можем пустить тебя пожить к нам!

– Знаю, Филли, но я не хочу, мне хочется… – Я замялась и поправилась: – Точнее, мне нужен собственный дом.

– Здесь всего-то работы, – обратилась я к Джоссу, – хорошенько прибраться, покрасить стены, повесить новые занавески. Занавески могу сама сшить, правда – я отлично управляюсь с иголкой.

– Давайте посмотрим, что наверху, – не сразу ответил он, выслушав мою речь.

К счастью, наверху дела обстояли получше. Обои еще держались на стенах, ковры были протерты не до дыр, и сантехника в ванной, хоть и старая, была чистой и нормально работала.

– Вот видите? – торжествующе сказала я. – Все идеально!

– Намного лучше, чем на первом этаже, но вовсе не идеально, – угрюмо пробормотал Джосс. – Почти вся мебель безнадежно разваливается.

Он наклонился и осмотрел старый сосновый стул, который явно потерял ногу и сохранял равновесие только за счет того, что ее приткнули на место. Он пнул стул ногой; тот послушно развалился.