…После побега Захар сразу же направился к городским воротам. Но на ночь их, естественно, заперли. Пришлось ждать. А утром у створок кроме сонных стражников появилась парочка подозрительных увальней с саблями у пояса. То, как они всматривались в лице желающих выйти за крепостные стены, игнорируя прибывающих, навело красноармейца на недобрые размышления.

Пригодько не стал рисковать и решил, что пара дней погоды ему не сделают.

Первую ночь он скоротал у одного из общественных фонтанов. Расположившиеся тут же беженцы поначалу косились на прибившегося оборванца. Седой сморщенный крестьянин, глава семейства, оценив стать и ширину плеч незнакомца, не выдержал и с укором попрекнул:

– Уважаемый, ты молод и полон сил. Почему же ты здесь, странник, среди нас, убогих и больных, а не с копьем в руках на стенах или поле брани?

За последние полгода красноармеец немного подучил местную речь, смесь греческого и фарси с вкраплениями тюркских слов, но до полного знания оставалась еще целая пропасть. Старик же, убедившись по лицу собеседника, что его не поняли, старательно повторил вопрос, проговаривая каждое слово медленно и четко.

Не дождавшись внятного ответа, он недовольно нахмурился:

– Ты – армянин?

Захар, помнивший слова Сомохова о том, что многие из армян, несмотря на принадлежность к христианам, служат в войсках местных эмиров, кивнул. Для верности, русич махнул рукой куда-то в сторону Каспия – оттуда, мол, издалека.

Мусульманин почесал бороду. Делать ему было явно нечего, а поболтать тянуло. Коверкая греческие, армянские слова он начал повторять вопрос снова и снова, пока его смысл не дошел до собеседника.

Пригодько уже дважды пожалел о том, что выбрал место для сна рядом с таким любопытным соседом. Но что-то отвечать надо было. И побыстрей!

Для начала красноармеец соврал, что он, собственно, и добирался сюда лишь для того, чтобы присягнуть при мечети и встать на защиту веры и отчизны. Да, вот, шел то издалека, из-за гор и долин, где пало доброе слово сынов Ислама. А пока шагал, износился так, что на глаза имамов благочестивых и показаться стыдно… А за Аллаха… Захар вздохнул, вспоминая речь комиссара в учебке – было неловко… За Аллаха он и умереть готов!

Старик крестьянин, нахмурившийся было при первых словах говорившего с жутким акцентом незнакомца, от последней фразы буквально расцвел. Захара тут же ссудили старым халатом, годившимся на ветошь, и угостили чашкой жиденького супа.

– Мое имя Рашид. Медник я. А как зовут тебя, будущий меч веры?

Пригодько легкомысленно буркнул "Захар".

– Заххард? – удивленно дедок. – Слышал я, есть армянское имя Заррад, но Заххард?

– Когда меня… озарил свет истинной веры, то добрые люди нарекли меня… Фирузом, -красноармеец замялся, вспоминая и подбирая известные мусульманские имена. На счастье, заминку отнесли на косноязычность "армянина".

Вариант с "Фирузом" беженцам понравился больше. Пригодько еле заметно выдохнул и вернулся к чашке с супом.

Утром дедок показал будущему газию, воину веры, место, где чауши принимали желающих вступить в ополчение. Пригодько поблагодарил крестьянина, для вида покрутился в гомонящей толпе и улизнул на соседнюю улочку.

На вторую ночь пришлось искать новое пристанище.

Он брел по вечернему городу, присматривая себе уголок, когда за спиной послышались голоса.

– Я тебе говорю, что это он!

Пригодько прибавил шагу.

– Эй, оборванец! Стой! Стой, кому говорю!

Захар свернул на соседнюю улицу. Глиняные стены нависали над проходом, оставляя жителям лишь сажень, а то и меньше. Шаги за спиной превратились в топот.

Захар обернулся.

В десяти метрах за ним в припрыжку неслись двое: здоровяк с коротким копьем и… смуглый толстый араб, приносивший ему пищу в камеру. Араб радостно заулюлюкал и ускорился.

Захар побежал.

Они неслись друг за другом несколько кварталов. Толпа преследователей росла. Прохожие и зеваки с энтузиазмом включались в гонку непоймизакем по узким петляющим проходам, где и пешком то шею свернуть можно.

Пару раз загонщики промахивались мимо нужного поворота, разок устроили завал. Но беглеца не упускали – висели в одном-двух поворотах.

Захар перемахнул раскорячившуюся у ворот тачку с хворостом, прошмыгнул мимо водоноса, спорившего с хозяином, вылетел на развилку. По привычке взял правее… Еще развилка, снова вправо!

Он вылетел на площадь, широкую проплешину в городской теснине. Минарет, фонтан с водой, гудящая толпа.

Пригодько двинулся обходить, когда его схватили за плечи.

– Ты ли это, добрый Фируз?

Голос принадлежал давешнему дедку.

Захар дернулся, выворачиваясь из неожиданно тесных объятий, обернулся. И широко улыбнулся, оставляя всякие попытки избавиться от навязчивого случайного знакомого. Потому как, рядом с дедком недобро набычились трое вооруженных мусульман.

Старик отпустил плечи "Фируза-Заххарда", но бежать тому сейчас стало не с руки. На площадь уже выскочили первые из преследователей. Любая замятня не осталось бы незамеченной.

– Да, Рашид… Я.

Старик всплеснул руками:

– Я нашел детей моего соседа, Саида-горшечника. Они нынче в большие люди выбились – воины на стенах! Смотри, знакомься, Фируз! Это – Али, Юсуф и Гурам.

В глазах стражников Захар прочел только утроенное внимание.

– Потерялись мы с тобой в толчее по утру. Думал я найти тебя у дворца эмира, где писцы учет газиям ведут, да, видно, дело какое отвлекло твои думы?

Пригодько отошел в сторону, чтобы спины собеседников скрыли его от вылетающих на площадь преследователей. Надо было срочно придумать сносное оправдание. Только вот что-что, а юлить сибиряк не любил, да и не умел толком.

Кричащее воинство все прибывало. Некоторые шарили по углам, другие уже лезли на дуваны, высматривая голову беглеца в хитросплетении города.

Захар вздохнул и подошел к старику:

– Верно. Верно говоришь, уважаемый Рашид. Уж совсем собрался я… с духом, подошел, э-э-э, к имаму и писцам… Как сомнения остановили мой шаг. Ведь, сам посуди… Негоже являться в войско, не купив даже маломальского оружия. Что я за воин буду? Пошел, вот, узнать цену, подыскать себе что-нибудь.

При этом красноармеец случайно задержал взгляд на проходившей рядом горожанке с кувшином. Внушительный зад ее, как корма корабля, оставлял за собой целые людские водовороты.

Этот случайный взгляд заметили. Молчавшие весь разговор чауши переглянулись. Подозрение в их глазах сменилось презрением… с легкой примесью понимания. Старший, Али, хмыкнул в усы и просипел:

– Ну, если ты, все же, не передумал, то иди за мной, Фируз. Иди, если хочешь еще послужить Аллаху. А то, неровен час, снова потеряешься между сундуком и кувшином прохожей вертихвостки.