— Ага, — фыркнул Леха. — Как же, потрепаться пришли по холодку. Идеалист ты, командир! Не-эт, они подошли на разборку — это я тебе говорю! А я за свои слова отвечаю.

Между собой они разговаривали по-русски. Так что визитеры не могли их понять.

Тимофей, быстро поразмыслив, шагнул вперед и перешел на д'эллали:

— Э-э… Мир вам, добрые люди!

Леха сзади опять хихикнул. Он тихонько показал ему за спиной кулак.

«Добрые люди» хмуро смотрели разноформатными глазами с разноцветных лиц. Потом один — тот самый свинорылый — шагнул вперед:

— Может, вас прямо сейчас сбросить, чтобы вы не мучились?

Сзади послышались сдавленные звуки — Леха явно пытался подавить приступы хохота.

— Добрые вы, — сдавленным голосом проговорил Тимофей, — прямо как юннаты. А не подскажете ли вы, любезные…

— Кто такие юннаты? — подозрительно перебил его свиномордый.

— Это те, кто леса охраняют! — высказался из-за спины браток. — И собачкам спинку чешут!

Да, Леха веселился вовсю. Тимофей снова уже привычно показал ему кулак.

— Нет, — оскорбился брат по разуму, — я в леса не хожу! И вообще, в городе магов это худшая рекомендация, которую можно дать человеку.

— Это он так хочет сказать, что за юнната ответишь, — перевел за спиной браток и сдержанно хрюкнул.

— Простите, — поспешно извинился Тимофей. — Я не хотел вас оскорбить. Скажите, уважаемые… прежде чем сбрасывать нас в этот самый жиган, не могли бы вы сказать, кто попросил о нашей смерти?

— Так они тебе и сказали! — с горячностью прошептал сзади Леха. На этот раз он воспользовался языком Эллали.

Уши свинорылого, треугольные и прижатые к черепу, шевельнулись. Он слегка шаркнул ногой, обозначая насмешливый полупоклон и делано удивился:

— Отчего же? Я скажу. Почему бы не исполнить последнее желание обреченных на жиган? Вот уж поистине пакостная смерть. Об этом нас попросил маг-оружейник. Вот только не знаю, какой именно из них — для меня все они на одно лицо.

Вежливость свинорылого выглядела намеренно оскорбительной.

«Он явно хочет разозлить меня», — подумал Тимофей. — «И может выболтать многое, пока будет пытаться достичь этого эффекта».

— Что же вам наобещали? — Тимофей немного сдвинулся, прикидывая расстояние. — Пресловутые тридцать сребреников?

Он еще не вполне оправился после побоев — но тело его было молодым и здоровым, а последние дни, проведенные в самоистязаниях, которые кто-то по недоразумению назвал упражнениями, укрепили его. Несколько тюремных обитателей, плохо двигающихся и не способных слаженно провести атаку, не могли стать серьезными противниками для тюкдоиста. Особенно если учесть, что этот тюк-доист только что перекусил слишком маленькой для него порцией — и был не только ужасно зол, но и слегка голоден. Да еще перед этим несколько дней крайне старательно махал ручками и ножками, нагуляв не только аппетит, но и реакцию.

Если начинать, то, пожалуй, надо начинать со свинорылого. Он явно тянет первую скрипку в своей группе. И выглядит покрепче прочих, если не считать амбалов. Но те, несмотря на свой громадный рост, серьезной угрозы для него не представляли — он уяснил это еще в той, первой стычке. Если уж тогда, не стоящий на ногах, он смог их уложить, то теперь они ему и вовсе не противники.

— Сребреники? — удивленно переспросил свиномордый индивидуум. — Нет. К чему здесь серебро, в камере? Они пообещали, что в виде оплаты убьют дракона.

Тимофей кивнул. Для кого-то это могло показаться не слишком выгодной сделкой, но в тюрьме свои выгоды и приоритеты. Гибель дракона за гибель двух людей — куплено и оплачено. Смерть за смерть, классический вариант. Тяжело, наверное, сидеть в этой клетке день за днем и знать, что сверху на тебя в любой момент может нагадить хоть и летающее, но все же животное. И при этом терпеть непрекращающуюся вонь…

— И последний вопрос. — Резвых вдохнул, набирая в легкие побольше воздуха. Ребра привычно отозвались болью, но теперь она была какой-то отдаленной, потому что возбуждение от предстоящего охватывало его все сильнее. — Что есть этот ваш жиган?

— А ты что, не видел дырку в середине? — искренне удивился свинорылый. — Хотя куда тебе, ты же сейчас соображать не в состоянии. Голова отбита, весь в синяках… Славно тебя Сарган с ребятами обработал! До сих пор помню, как ты у них под кулаками в судорогах трепыхался. Правда, сонный был какой-то, но все равно — представление было интересное.

Тимофей хмыкнул. Грубовато его пытались вывести из себя, грубо и неумело. Значит, их собираются попросту утопить в камерном нужнике. Захлебнуться экскрементами — не слишком приятная смерть.

Однако речь у свиномордого была изысканной. Тип явно не принадлежал к числу простых обывателей. Тогда кто он? И за что угодил сюда?

«Значит, ты, Тимофей, и в бессознательном состоянии способен порадовать толпу, — сказал он сам себе. — Может, податься в актеры?»

— А ты, сволочь, смотрел и любовался, да? — взорвался сзади Леха. И кровожадно предложил из-за плеча: — Тимоха, дай я ему тоже судороги устрою!

Браток двинулся вперед, тяжело сопя, как разъяренный бык. Тимофей остановил его одним движением плеча и сказал вполголоса на русском:

— После того как я начну, бери на себя тех амбалов с багровыми глазками. На поражение не бей. Все должны уползти живыми. По возможности. — И продолжил уже на Д'эллали, обращаясь к свиномордому: — Ага. И последние дни я тоже в судорогах бился. И сейчас продолжу этим заниматься…

Свиномордый визгливо хихикнул, не поняв смысл сказанного и не оценив угрозы в голосе. Тимофей с места мягко прыгнул к смеющемуся свиномордому, нацеливаясь кончиками пальцев на толстую подрагивающую шею. Свиномордый не успел даже оборвать смех, когда пальцы Тимофея жестко хлестнули ему по шее, — и он застыл, хрипя и хватая ртом воздух.

Полминуты спустя в дело вступил и Леха, слегка замешкавшийся из-за того, что лицезрел начало атаки с открытым ртом. Браток начал драться, хекая и широко, от души, размахивая кулаками.

Тимофей, тоже решив не усложнять простых вещей, развернулся к следующему и просто съездил ему по физиономии. Рожа побледнела, сразу перейдя из красной в бледно-розовую, и противник повалился на пол по широкой дуге. «Затылком ведь стукнется», — успел подумать Тимофей с оттенком жалости. Он уже сталкивался с этим краснокожим, похожим на индейца. Смущение, выказанное краснокожим в прошлый раз, когда им угрожали, говорило о том, что остатки честности он сохранил. Впрочем, цель, с которой к ним подошла вся эта ватага, честной не была.

Но следующий сиделец оказался опасным противником. Тимофей едва успел повернуться, как в скулу ему врезалась чужая лапа. Он ощутил сначала немоту и хруст в толще слегка зажившего синяка, покрывавшего эту сторону лица. А потом почувствовал четыре борозды, рассекшие оплывшую кожу — и теплую собственную кровь, выступившую на лице.