Она стала медленно подниматься по лестнице, придерживая руками длинный подол юбки. Карл смотрел ей вслед, восхищаясь изящной формой голени и лодыжек в простых темных чулках.

Келли, не постучав, открыла дверь в комнату Хэма. Он лежал плашмя на своей огромной кровати, глядя в потолок.

– Хэм, ты плохо себя чувствуешь?

Он не ответил.

– Послушай, надо спуститься, показать, что ты всем благодарен за то, что они пришли отдать дань уважения твоему отцу.

Хэм медленно сел на кровати, обхватил голову руками.

– Сейчас спущусь. Дай мне еще несколько минут.

– Хорошо, мы тебя ждем.

Келли вышла из комнаты, прошла к себе, сняла шляпу и вуаль, внимательно осмотрела себя в зеркале. Вся ее косметика: губная помада, пудра, духи, – все, что она всегда прятала от Натаниэля, теперь лежало, не таясь, на туалетном столике. Она слегка дотронулась пуховкой до носа и лба, потянулась к помаде, потом остановилась. Не сегодня. Не в присутствии всей его родни.

Хэм вскоре спустился вниз и на протяжении застолья вел себя нормально. Все ели холодное мясо, сыр и салаты, приготовленные Сьюзан Кэмпбелл и Реной Ламберт. Хэм, правда, ни к чему не притронулся и разговаривал, только когда к нему обращались. Однако это никого не удивило и не обидело. Напротив, присутствующие уважительно отнеслись к такому проявлению горя со стороны преданного сына покойного Натаниэля Найта.

Карл Мейджорс сидел между Сьюзан и Келли, так же как недавно на свадьбе. Однако на этот раз никто не позволял себе никаких легкомысленных замечаний. Кэмпбеллы и Ламберты методично поглощали пищу, лишь изредка произнося короткие фразы напряженными голосами. Все разговоры сводились к тому, как хорошо выглядел покойник, какая жара стояла летом, какое процветание наступило в стране после окончания Первой мировой войны.

Незадолго до смерти Натаниэлю пришлось нанять еще пятерых горнорабочих в свои каменоломни. С самого начала столетия никто не мог припомнить такого высокого спроса на сланец. А печи для обжига кирпича, принадлежавшие Карлу Мейджорсу, работали круглосуточно. Ночами над рекой стояло багровое зарево.

– Работаем круглые сутки, в две смены, – похвалялся Карл. – Похоже, люди только и делают, что строят, строят, строят. Жилые дома, фабрики, офисы… все, что хотите. Впечатление такое, что у всех есть деньги.

– Да, похоже на то, – подтвердил Уолт Кэмпбелл. – И откуда они только берутся, эти деньги?

– С фондовой биржи, откуда же еще, – покровительственным тоном ответил Карл Мейджорс.

– Растут, как на деревьях. – Уолт сам улыбнулся своему остроумию.

Карл Мейджорс засмеялся, обнажив желтые зубы.

– Трудно объяснить тому, кто с этим не знаком.

Келли испытующе взглянула на него своими зелеными глазами.

– Я обычно не доверяю тому, что трудно объяснить.

– Я плачу бухгалтерам и брокерам за то, чтобы они разбирались в таких вещах за меня. Думаю, ваш муж поступал так же.

– В какой-то степени. Нат держал адвоката и брокера, но обычно он говорил им, чего хочет. Они ему ничего не объясняли.

Светлые глаза Карла уже немного затуманились от выпитого яблочного сидра. Он похлопал ее по коленке под столом.

– Вот поэтому я богаче Ната.

Келли засмеялась, как будто не замечая, что рука его осталась лежать на ее колене.

– Посмотрим, что будет дальше. Как ваши дети, Карл?

– Думаю, у них все в порядке. Я их редко вижу, поэтому точно не могу сказать. – Он засмеялся. – Тоже мне дети… Брюсу двадцать четыре, он младший партнер фирмы. Крис семнадцать, и она большую часть времени проводит в Олбани или в Саратоге, с друзьями. Не могу сказать, что я ее осуждаю. Здесь не место для девушки на выданье.

– Вот и моя Люси так говорит, – вмешалась Сьюзан Кэмпбелл. – Как только окончит школу, собирается уехать в Нью-Йорк и стать актрисой.

– Только через мой труп! – прорычал Уолт.

– А что, может, и до этого дойдет, – усмехнулся Карл. – Им ведь главное – настоять на своем, этим молодым. А там хоть трава не расти. Вы обязательно должны встретиться с моими детьми, Келли. – Карл обратился к Хэму: – Ты ведь знаешь мою дочку еще по школе, правда, Хэм?

У Хэма вспыхнули уши.

– Знаю.

Да, он действительно ее знал. Прекрасная, белокурая, стройная, она расхаживала по школе с таким видом, будто на голове у нее корона. Другие девочки называли ее не иначе как «принцесса», даже не пытаясь скрыть зависть.

– В таком случае вам надо поближе познакомиться. Келли, вы не знаете, почему Нат отказывался от моих приглашений? Я столько раз звал его к нам в гости. Даже предлагал заехать за вами на своей машине.

Келли пожала плечами.

– Натаниэль был не слишком общительным человеком. Больше любил сидеть дома. Он любил свой дом.

– Но теперь вы остались одна. Я просто настаиваю, чтобы вы с Хэмом приехали к нам на обед. Как насчет следующего воскресенья?

Келли поймала взгляд Хэма.

– Что скажешь, Хэм? Я думаю, это будет нам полезно. Мы ведь теперь остались вдвоем в этом большом доме. Почему бы нам хоть иногда не выезжать, не встречаться с другими людьми?

– Как хочешь, – промямлил Хэм.

– Скоро вас будет не двое, а трое, – напомнила Сьюзан Кэмпбелл.

Келли засмеялась, обхватив руками живот.

– Верно! Я совсем забыла про маленького Ната.

Кэмпбеллы и Ламберты смотрели на нее с добродушными улыбками.

– Маленький Нат… Прекрасно звучит. Но что, если родится девочка?

– Нет, это будет мальчик. – Келли улыбалась так, словно знала наверняка. – И я очень хочу, чтобы он вырос точно таким, как его старший брат.

– Нет, вы только послушайте! – Карл Мейджорс поднял бокал. – Выпьем же за прекрасных сыновей Натаниэля Найта! И пусть будущий ребенок сделает честь своему отцу, так же как и его старший сын Хэм.

Хэм резко отодвинул стул, едва не опрокинув его.

– Прошу извинить. Мне надо пойти кое-что сделать в амбаре. – Он почти выбежал из комнаты.

– Хороший парень, – сказал Карл. – .Даже в горе не забывает о своих обязанностях.

– Он же Найт! В этой семье все лучшие традиции передаются по наследству, – произнес Уолт Кэмпбелл с гордостью, как будто тоже являлся членом семьи. Впрочем, Натаниэль Найт считался отцом всего Найтсвилла.

Карл, чуть сгорбившись на стуле, задумчиво смотрел в свой стакан.

– Не стану отрицать. У меня, может, денег и побольше, чем у Натаниэля, однако никому в голову не пришло назвать город моим именем.