России, 2010: 296–300; Androunas, 1993). В результате во второй половине 1990 гг. концептуальное видение постсоциалистической медиасистемы, основанное на таком подходе, стало новой ценностной рамкой для анализа медиатрансформаций, в том числе и в России.

В последние десятилетия изучение отечественной медиасистемы сфокусировалось в основном на взаимоотношениях СМИ и власти, что стало характерным как для зарубежных (De Smaele, 1999; Mickiewicz, 1999; McNair, 2000; Hutchings, Rulyova, Beumers (eds.), 2009; Becker, 2004; Toepfl, 2013; Dunn, 2014), так и для российских авторов (Zassoursky, 2002; Koltsova, 2001, 2006; Рихтер, 2007; Российское телевидение: между спросом и предложением, 2007; Засурский, 2007). Наряду с этим в работах зарубежных ученых анализировалось взаимодействие в российской медиасистеме факторов и драйверов глобальной и национальной природы, а также растущее влияние технологий на СМИ и журналистику (Rantanen, 2002), наметившиеся в 2000 гг. изменения в медиапотреблении (Mickiewich, 2008). Российские медиаисследователи, публиковавшие свои работы на русском и английском языках, изучали основные тенденции и движущие силы медиатрансформаций в контексте социально-политических изменений (Nordenstreng, Vartanova, Zassoursky, 2002), ключевые отличительные особенности отечественной модели СМИ (Шкондин, 2014; Vartanova, 2012), современную структуру медиасистемы (Медиасистема России, 2015), роль экономических, технологических, региональных, этнических, культурных и даже медиапотребительских факторов в их нынешнем функционировании (Gladkova, Aslanov, Danilov, Danilov et al., 2019; Вырковский, Макеенко, 2014; Вартанов, 2015; Смирнов, 2014; Вьюгина, 2017), различия журналистских культур в разных регионах России (Anikina, 2015).

Исследовательский интерес к постсоциалистическим медиасистемам в последние годы начал смещаться в сторону анализа изменений в области культуры, воздействия социальных и медиапреобразований на людей, их ежедневные практики, ценности, этику, влияния СМИ на образ и стиль жизни (MacFaolyen, 2007; Mihelj, Huxtable, 2018; Roudakova, 2017; Souch, 2017). Очевидно, что антропологический поворот в медиаисследованиях не мог не коснуться концептуализации понятия медиасистемы, в результате традиционные политико-экономический и эмпирико-функциональный подходы к отечественным СМИ обогатились и культурологическим аспектом, позволявшим более внимательно рассмотреть человека и его индивидуальное бытие в контексте медиатрансформаций.

Так, происходящая в России после распада СССР социально-политическая трансформация радикальным образом повлияла на медиаструктуры и медиапрактики: они начали индустриальную, финансово-экономическую, типологическую и функциональную перестройку (Гуревич, 2004; Система средств массовой информации России, 2003; Шкондин, 2002 а, б). Причем этот процесс происходил в условиях становления полностью измененного национального законодательства о СМИ (Рихтер, 2007; Панкеев, 2019), эрозии стандартов, ценностей и этики советской журналистики (Pasti, 2010), резкого изменения аудиторных запросов на тематику и типологию СМИ (Современная пресса, 2007). Российская социальная трансформация оказалась сложным и весьма болезненным процессом, в котором совмещались адаптация тенденций глобального развития, принятие стандартов и ценностей постмодерна, модернизация институтов с сохранением исторических традиций, этнокультурных и религиозных ценностей (Kangaspuuro, Smith (eds.), 2006).

Показательно, что по мере преобразования основных черт культурного пространства России — от отрицания советского прошлого к воссозданию российской идентичности в рамках нового государства до восстановления уважения к ключевым культурным институтам российского общества — языку, истории, религии, культуре и искусству, менялись и тематические доминанты содержания СМИ, причем коммерчески ориентированные журналистские и развлекательные материалы не только соседствовали, но и вытеснялись материалами гуманистического содержания, традиционно значимыми для отечественной публицистики (Ученова, 1976; Лазутина, 2010; Фролова, 2014).

Именно здесь вновь следует вспомнить о распространенной в институциональной экономике концепции «зависимости (траектории) от предшествующего развития (исторического)» (она же иногда рассматривается как историческая память, определяющая последующее развитие) (Liebowich, Margolis, 1999; Казакова, 2012). Применительно к анализу медиасистем она может стать определенным инструментом анализа природы, скорости и масштаба преобразований в рамках постсоциалистического переходного периода, который часто, особенно на начальной стадии перехода, для всех стран рассматривался как единый процесс демократизации и перехода к рынку (Splihal, 1994; Sparks, Reading, 1998). Опираясь на идею особости каждой страны, что определяется уникальным историческим опытом государства и нации, следует признать, что медиасистема как институт общества, тесно связанный с его культурным опытом, прямым образом зависит от предшествующего развития и исторической памяти.

Этот же подход помогает увидеть сочетание общего и особенного, формального и неформального в таких аспектах медиасистемы, как:

• функционирование, реальные структуры и экономическая эффективность медиаиндустрии в целом и особенности корпоративных культур медиакомпаний в частности;

• комплексная политика национального медиарегулирования, в процессе выработки и реализации которой внутренние и внешние уровни регулирования подвергаются многочисленным воздействиям различных стейкхолдеров;

• спрос аудитории на контент СМИ и особенности медиапотребления с учетом происходящей в последнее время цифровиции процессов его производства и становления мультиплат-форменности;

• особенности журналистской этики и стандартов в редакционных практиках, их воздействие на общественный договор и консенсус.

Обновление теоретических подходов к российским СМИ и журналистике после 1991 г. стало уникальным этапом в отечественной науке: академический анализ осуществлялся одновременно с комплексом социальных и медиаиндустриальных изменений, включавших становление медиабизнеса, изменения в медиарегулировании, цифровую трансформацию СМИ (От теории журналистики к теории медиа, 2019).

Новое поле современных теоретических подходов к изучению отечественной медиасистемы дает обширный материал и уникальные возможности для концептуализации и выявления ее специфических черт. При рассмотрении российской медиасистемы необходимо учитывать ряд ключевых особенностей нашей страны, которые не просто придают отечественным СМИ и журналистике значительное своеобразие, но и должны быть учтены как факторы, детерминирующие состояние российской медиасистемы, российских медиа.

Россия является самым большим государством в мире по территории, которая в то же время довольно неравномерно заселена. В стране 11 часовых поясов и многонациональное население, для которого родными языками кроме государственного русского являются 150 языков. Географические особенности и специфика демографической структуры населения определяют размер и структуру медиасистемы, прежде всего с точки зрения производства и распространения СМИ. Очевидным результатом этого является доминирование на аудиторном и рекламном рынках федеральных телевизионных каналов, передаваемых из Москвы через наземные и спутниковые сети, а сейчас посредством цифровой трансляционной сети. С одной стороны, это обеспечивает информационно-технологическую связанность России (Телевидение в России в 2018 году, 2019), с другой — ставит в тяжелое экономическое положение не только региональные телеканалы, но и остальные региональные СМИ, лишенные значительных источников финансирования (Вырковский, Макеенко, 2014).

Этническое разнообразие населения также следует рассматривать как фактор воздействия на медиасистему, поскольку оно обязывает государство поддерживать необходимое количество СМИ на языках национальных меньшинств (Gladkova, Aslanov, Danilov, Danilov et al., 2019). К тому же российские регионы характеризуются заметным неравенством экономического и социального развития. В числе наиболее явных — неравенство между регионами: такими, например, как Москва, индустриально развитые регионы и сельские районы, сельскохозяйственные регионы южных и северных частей страны, районы европейской и азиатской частей России с разной плотностью населения. Перечень таких неравенств можно продолжать, причем с точки зрения современных медиа большинство из них так или иначе проявляется и в актуальном сегодня для России цифровом неравенстве — и на