— Вот, начинается, — простонал он.

— Я вас уже много раз предупреждал, что вам нельзя запускать свои нервы, — сказал Керстен так, как будто говорил с неразумным ребенком. — Для вас это очень вредно и вызывает спазмы. Что ж, раздевайтесь.

Гиммлер поспешил подчиниться.

4

Гейдрих, начальник всех подразделений гестапо в Германии и в оккупированных странах, был хорошо знаком с Керстеном. Они часто встречались, проходя по огромному зданию на Принц-Альбрехт-штрассе: в коридорах штаб-квартиры СС, в кабинетах рейхсканцелярии, в столовой Генерального штаба. Иногда даже случалось — и это показывало степень привилегированности Гейдриха, — что в срочных случаях ему разрешалось входить к Гиммлеру, пока его лечил доктор.

Во всех этих случаях Гейдрих был с Керстеном вежлив и дружелюбен. Такое поведение вполне соответствовало его внешности — высокий и худой блондин, с правильными чертами лица, всегда элегантно одетый. На нем не было никаких следов, никаких стигматов, которые профессия полицейского всегда оставляет на человеке, занимающемся этим делом со страстью. Его ум был живым и острым, а с упражнениями, требующими силы и ловкости, он справлялся одинаково блестяще. Каждый день он тренировался в стрельбе из пистолета и фехтовании. Его любовь к риску доходила до крайности. Поскольку он был пилотом-любителем, Геринг позволил ему летать на истребителе, и шестьдесят боевых вылетов принесли ему Железный крест первого класса.

Однако у этого обаятельного красавца, эстета и храбреца не было не только ни одного близкого друга, но даже и приятелей. Это нельзя было объяснить его должностными обязанностями, окутанными зловещей аурой. У других высших чинов гестапо, отвечавших за самые гнусные и бесчеловечные дела, — таких как, например, заведовавший арестами и допросами убежденный палач Мюллер — были друзья, с которыми они делились своими радостями или горестями. Свое одиночество Гейдрих выбрал сам. Люди что-то значили для него только в том случае, если они были ему полезны для работы или карьеры. После этого он их хладнокровно выбрасывал из своей жизни. Его отношения с женщинами были короткими и отличались грубостью и циничностью. Он жил только для своей собственной славы.

Эти черты характера и поведения Гейдриха ужасали всех, кто имел с ним дело. И даже Керстен, несмотря на расположение, которое выказывал ему Гиммлер, и на то, что он не принимал никакого участия в беспощадной тайной конкуренции между его знакомыми, каждый раз испытывал замешательство, когда видел высокого, затянутого в безукоризненную форму обергруппенфюрера СС Рейнхарда Гейдриха, его острый профиль, рыжеватые волосы и ледяные голубые глаза.

«Этот человек, — думал Керстен, — не смирится с тем, что рядом с Гиммлером находится кто-то, кто ему неподконтролен».

Довольно скоро после того, как на рассвете к Керстену приходили агенты гестапо, Рудольф Брандт предупредил его, что доктор должен быть как никогда начеку. Гейдрих сказал своим заместителям, что подозревает, что Керстен — вражеский агент или, по крайней мере, активный сторонник тех стран, что воюют с Германией, и употребляет в их пользу свое влияние на Гиммлера. Гейдрих был уверен, что скоро сможет представить доказательства.

В конце февраля 1941 года, в полдень, когда Керстен выходил из кабинета, где он лечил Гиммлера, он вдруг увидел Гейдриха, который обратился к нему с обычной вежливостью:

— Доктор, я бы очень хотел немного поболтать с вами.

— Когда вам будет угодно, — как можно дружелюбнее отозвался Керстен. — Можно прямо сегодня, если вам удобно.

Встреча состоялась ближе к вечеру, в той части здания, где располагались службы гестапо.

Как только Керстен вошел в кабинет Гейдриха, тот нажал скрытую под столом кнопку. Движение было таким быстрым и естественным, а щелчок таким приглушенным, что неопытный человек ничего бы не заметил. Но от Брандта Керстен знал, что Гейдрих злоупотребляет подслушивающими устройствами. Он добродушно сказал:

— Дорогой господин Гейдрих, если вы хотите, чтобы мы говорили без недомолвок, я предпочел бы пригласить вас к себе в Хартцвальде.

— Почему? — спросил Гейдрих. — Мы и тут сможем побеседовать.

— Да, но там нажимать на кнопку буду я, — весело сказал Керстен.

Гейдрих честно признал свое поражение. Он остановил магнитофон и усмехнулся:

— Кажется, вы неплохо осведомлены о методах прослушки и очень много понимаете в политике.

— Все, кто часто приходит в это здание, должны быть готовы к тому, что их будут записывать, — спокойно ответил Керстен. — Но в политике я не понимаю ничего.

— Если так, жаль… И я в это не верю, — так же спокойно ответил Гейдрих. Его лицо и глаза вдруг заледенели.

Он продолжил:

— Вы успешно лечите рейхсфюрера. С великими людьми часто бывает так, что, если врач облегчает их страдания, они готовы видеть в нем спасителя и прислушиваться к его соображениям. И я хотел бы, чтобы вы обладали нужной информацией. Тогда вы сможете совершенно осознанно выбирать, что именно говорить рейхсфюреру.

Керстен, не отвечая, скрестил руки на животе и ждал продолжения. Гейдрих начал издалека:

— Я думаю, вам было бы интересно изучить первоисточники — инструкции, отчеты и т. п., которые многое вам объяснят про дух СС и их достижения.

— Ну, здесь мне все ясно, я довольно много читал на эту тему и много обсуждал это с Гиммлером, так что составил свое собственное впечатление.

— Тогда мы продвинулись дальше, чем я думал, — сказал Гейдрих. — Но я думаю, что вам захочется почитать отчеты о ситуации в Голландии и Финляндии и ознакомиться с тем, какова наша политика касательно этих стран.

Керстен сразу подумал: «Он знает, что я получаю информацию от своих друзей в Голландии и Финляндии и что изменения, которые Гиммлер вносит в свои планы, вызваны моим вмешательством».

Ничто в поведении Гейдриха не подтверждало эти опасения. Его голос был таким же, как всегда, почти дружелюбным, ледяные голубые глаза не выдавали никаких чувств. Но Керстен был абсолютно уверен, потому что верил своей интуиции, до сих пор его ни разу не обманувшей. Он ответил сразу, без запинки:

— Конечно, я с радостью прочитаю эти отчеты. Голландия и Финляндия — страны, которые мне особенно близки. Меня очень волнует все, что там происходит.

— Прекрасно, прекрасно, — отозвался Гейдрих.

Он прищурился, как будто хотел получше разглядеть, что там впереди, а потом сказал:

— Знаете, доктор, а ведь мы могли бы быть вам очень полезны. Когда кто-то приходит к вам и просит как-то повлиять на рейхсфюрера, то ваш долг, перед тем как идти к рейхсфюреру, составить объективное мнение об этом человеке — о его социальной и политической принадлежности, характере и личной ситуации, не правда ли? Однажды совершив ошибку, потом поменять свое мнение всегда мучительно. До сих пор вам, я думаю, было крайне трудно получать необходимую