– То-то же. – Свешников был удовлетворен и даже улыбнулся. – Значит, протокола нет и делать нам тут нечего.

– Поезжайте в участок, ночь длинная, успеете доспать.

Уговаривать пристава не пришлось. Изящно помахав на прощание, он быстро удалился, как будто сбегал от неприятностей. Из коридора донеслось приказание городовым и тяжелый топот сапог.

Пушкин подошел и заглянул за кресло. Кирьяков не очень походил на себя. Сидел сгорбившись, сжав плечи, растрепанные волосы как будто тронула седина. Лицо его было беловатого оттенка. Он запрокинул большую граненую рюмку и, тяжело глотая, выпил до дна. Екимов налил еще и заботливо подал. Кирьяков держал стеклянную ножку, но пить больше не мог.

– Шестая? – спросил Пушкин, глянув на полупустой графинчик.

– Куда там, восьмая, – ответил коридорный.

– Не берет его, сердешного, – добавил Лаптев.

У полового глаз наметан: Кирьяков казался трезв, как стекло графинчика.

Пушкин отошел в сторону и нагнулся за револьвером, который упирался дулом в обои. Судя по запаху, из него недавно стреляли. Отщелкнув барабан, он нашел одну отстрелянную гильзу. Револьвер нырнул в глубокий карман пальто.

– Кто расскажет, что тут стряслось?

Кирьяков вцепился зубами в рюмку и заставил себя делать глоток. К признаниям он был не готов. Вызвался коридорный. Екимов обстоятельно рассказал, как около половины двенадцатого из номера донесся дикий вой – он, коридорный, как раз проходил мимо, – а затем выстрел. Второй раз рисковать никто не желал, сразу вызвали полицию. Как вошли, обнаружили этого господина: он трясся, как мышь. Пристав его узнал, приказал дать водки. За неимением других лекарств.

– Такой уж номер проклятый, – закончил Екимов.

– Нечистое место, одним словом, – добавил Лаптев.

Пушкин попросил оставить их с пострадавшим, а графинчик унести. Что Екимов с Лаптевым и исполнили быстро и с охотой: находиться тут было боязно. Отодвинув кресло, Пушкин сел напротив Кирьякова. В самом деле – виски чиновника сыска украсила легкая седина.

– Леонид Андреевич, что случилось?

Ответом было страдальческое выражение на лице, словно Кирьяков вот-вот расплачется.

– Я не могу об этом говорить, – с трудом пробормотал он.

– Что вас так напугало?

– Алексей… Это было… ужасно…

– Так, что же вы увидели?

Кирьяков выглянул куда-то за левое плечо Пушкина и дернулся назад, будто его ужалили.

– Нет… Нет… Не могу…

На всякий случай Пушкин оглянулся. Мирный, ярко освещенный номер.

– Только не говорите, что увидели привидение.

Случилось странное. Кирьяков принялся мелко-мелко отмахиваться, словно от комара или мухи.

– Молчите… Молчите…

– Хотите убедить, что видели привидение?

– Алексей… Пожалейте… Это ужасно…

Чего-чего, а жалости Пушкин не знал. Порой.

– Значит, привидение, – продолжил он. – Можете описать его внешний вид? Характерные признаки? Черты внешности? Мужчина или женщина?

– Это было… оно… – проговорил Кирьяков и невольно вздрогнул.

– И как оно явилось?

Зажмурившись, Кирьяков медленно, запинаясь, начал рассказывать, как устроил маленькую баррикаду из кресла, как положил револьвер, как заснул. Проснулся от легкого шороха. И как увидел… нечто.

– Не мужчина, не женщина, нечто бесформенное… – добавил он.

– Стреляли в нечто?

– Не помню… Меня такой ужас обуял, что думал: все, конец…

Пушкин снова оглянулся. Если Кирьяков не сходил с места, призрак должен был появиться у штор, которые прикрывали выход на лестницу, ведущую в ресторан.

– Что делал призрак?

Вопрос показался издевкой.

– Алексей, зачем вы смеетесь надо мной? – Кирьяков горестно усмехнулся. – Я чуть не умер.

– И не думал, Леонид Андреевич. Куда он двигался?

Кирьяков еле-еле махнул. Судя по направлению, призрак двигался от штор к окну. Вероятно, призрак имеет привычку выходить в окно.

– Куда и как оно исчезло?

– Не знаю… Ничего не знаю, – ответил Кирьяков, которого помаленьку исцеляло народное лекарство. – Благодарю, что сунули меня в эту засаду. Век не забуду…

Пушкин крикнул коридорного. Екимов с Лаптевым во-шли не сразу, с опаской. Он попросил доставить размякшего господина домой. Кирьяков уже неплохо стоял на ногах, однако его подхватили под мышки и понесли. Екимов пообещал посадить страдальца на извозчика и даже не взял денег за водку: она за счет заведения, и так, сердешный, страху натерпелся. Коридорный явно сочувствовал маленькой трагедии Кирьякова.

Оставшись один, Пушкин первым делом проверил дверь за шторами. Она была прикрыта. Замок для призрака не помеха, но здесь замка-то и нет. Пушкин встал спиной к двери и определил, куда могло двигаться привидение. Вектор указывал на окно, выходившее на Никольскую улицу. Ничего особенного на окне не было. Шторы свисали волнистой драпировкой. Подоконник чист. Даже этажерки с вазой рядом не было. Получалось, призрак двигался бесцельно. Если только целью не было само окно. Подойдя к шторам, Пушкин стал щупать плюшевые складки. В левой шторе не было ничего, кроме мягкой материи. Зато в правой он нащупал нечто небольшое и твердое. Засунув руку в углубление, Пушкин вынул вещицу, какую обычно не держат в шторах.

Находка была неожиданной.

2

Городской участок только-только приходил в себя после ночной тревоги. Городовые скинули шинели и уселись за чай, Свешников отправился к себе на второй этаж, приказав будить только в том случае, если прискачут всадники Апокалипсиса. Или посреди ночи заявится сам обер-полицмейстер. На прочее наплевать и забыть до утра. По распорядку службы квартира пристава находилась в полицейском доме, а городовые спали в казарме при участке. Полиция была на службе круглосуточно.

Появление Пушкина никого не обрадовало. Чего доброго прикажет тащиться в холод и ночь. Но чиновник сыска всего лишь спросил доктора Богдасевича.

– У себя в медицинской спит, – ответил старший городовой Потапов, довольный, что беда не к ним, а к доктору.

Медицинская часть участка служила для лечения пострадавших, доставленных с улиц, лечения городовых, получивших мелкие травмы или подцепивших простуду, и лечения пристава после больших праздников. Для столь важных дел имелся стеклянный шкаф с лекарствами и медицинскими инструментами. А также смотровая кушетка, на которой спал Богдасевич, прикрывшись казенным одеялом. На легкие толчки в область спины доктор отвечал сонным мычанием. Проснулся после того, как его крепко встряхнули за плечи. Богдасевич забурчал медведем и сел, слепо осматриваясь.