В самое последнее мгновение Артак резко развернулся и помчался обратно на холм. В этот момент на вершине холма показался Спиттер, он оступился и повалился на бок. Алланон упал вместе с ним, запутавшись в широком плаще, несколько раз перевернулся и вскочил на ноги. Вервульфы обступили его со всех сторон, но синий огонь, рвущийся из пальцев друида широким потоком, разбрасывал их, как ветер сухие листья. Артак снова свернул налево; Вил и Амбель отчаянно вцепились в спину коня, чтобы не упасть. Всхрипев от ненависти к тварям, которые пытались заманить его в ловушку, Артак несся прямо на них. Конь с такой быстротой взвился на дыбы, что демоны даже не успели понять, что он собирается сделать. Несколько зверюг все же дотянулись до него, царапая когтями, но Артак отбросил их ударом копыт и унесся прочь, в темноту. Позади полосы синего огня захлестнули ближайших преследователей и сожгли их. Вил оглянулся: Алланон так и стоял на вершине холма, вервульфы и эти похожие на кошек твари приближались к нему со всех сторон. «Их слишком много! — пронеслось в сознании Вила. — Слишком много!» Пламя вырвалось из пальцев друида, и он пропал за стеной дыма и темных скачущих теней.

Затем какое-то шестое чувство предупредило Вила о новой опасности. Внезапно появились еще полдюжины вервульфов — мягкими, беззвучными прыжками они неслись прямо на Артака. На секунду Вил растерялся: с одной стороны демоны-волки, с другой — река. Впереди дорогу перекрывал густой лес, сзади — демоны, от которых они едва спаслись. Что делать?

Артак не колебался. Он понесся прямо к Серебряной реке. Вервульфы за ним — беззвучный текучий черный ужас. Вил был уверен, что на этот раз им не спастись. Алланон далеко, он не может помочь им. Они остались одни. Совершенно одни.

Река приближалась: ни единой отмели — широкий водный поток, слишком быстрый и слишком глубокий. Если они попытаются переправиться здесь, течение неизбежно сметет их. Но Артак не медлил. Черный гигант решился.

Амбель закричала. Вил нашарил рукой кожаный кошель с эльфийскими камнями, даже не зная, сможет ли он воспользоваться их силой, — он знал только, что должен что-то делать. Но он опоздал. Когда Вил нащупал камни, конь уже был у самого края воды. Артак собрал все свои силы и прыгнул, Вил и Амбель вжались в спину гиганта. В тот же самый момент ослепительный свет вспыхнул вокруг, сковав их движения. Все замерло. Вервульфы исчезли. Пропала и Серебряная река. Пропало все. Они были одни; медленно, плавно они поднимались в потоках света. Вверх.

Он был здесь до начала исчисления времен. До мужчин и женщин, правителей и народов, до появления человечества он был здесь. Даже раньше, чем мир раскололся в борьбе сил Тьмы и Света, он был здесь. Он был здесь тогда, когда земля еще была подобна райскому саду, где все живое пребывало в мире и гармонии. Он жил в садах, охраняя и обновляя их. Тогда природа обладала сознанием, она понимала его, и он понимал ее. У него не было имени, потому что оно ему не было нужно. Он был тем, кто он есть, и его жизнь только начиналась.

Он не знал, чем он станет потом. Его будущее было смутным, неуловимым обещанием, промелькнувшим где-то в лабиринте снов. Он не знал, что жизнь его не кончится, как кончается она у всех остальных в этом мире, а продлится в веках — веках жизни, празднующей рождение и забывшей о смерти, — и растворится в вечности, где смерти нет. Тогда он не знал, что все, кто родился вместе с ним, и все, кто родится потом, исчезнут, потерявшись в столетиях, а один он будет жить. Тогда он был еще молод и уверен, что мир всегда будет таким, какой он есть. Наверное, если бы тогда он знал, как изменится такой родной и знакомый ему мир, он бы не захотел жить. Не захотел этого видеть. Он пожелал бы умереть, чтобы снова слиться с землей, которая породила его.

Но мир менялся. И он остался последним из Начала времен, из мира гармонии и красоты. Так было предопределено в сумерках Начала, и это навсегда изменило ход его жизни, саму ее цель. Для этого нового мира, выпавшего за пределы гармонии, он стал последним напоминанием об утраченном. Но он стал и обещанием, что все когда-то бывшее на земле однажды может вернуться.

Вначале он не понимал этого. Вначале было лишь потрясение и страх оттого, что мир меняется бесповоротно, его красота постепенно блекнет, свет умирает, проходит все, что было исполнено яркой жизни и силы, что было ему так дорого. Потом остались лишь его сады. Все, кто пришел в мир вместе с ним, давно исчезли. Он остался один. На какое-то время он впал в отчаяние, охваченный глубокой печалью и жалостью к себе. Но потом перемены, коснувшиеся земель вокруг, начали вторгаться в его собственный маленький мир, угрожая переделать и его. Тогда он вспомнил про свою силу и начал борьбу за сады, которые были его домом, твердо решив, что пусть все остальное исчезнет, но он сохранит этот маленький кусочек перворожденного мира. Шли годы, он продолжал свою битву. Он заметил, что лишь немного постарел, даже не постарел, просто стал больше видеть и понимать. Он обнаружил в себе силу, о которой и не подозревал. Прошло время, он понял цель своего одинокого существования, понял свой долг. Потом пришло и согласие с собой. Теперь он знал, что ему делать.

В безвестности, не открываясь, трудился он век за веком. Его жизнь стала мифом, волшебной сказкой для людей, которые теперь заселили землю, сказкой, рассказываемой с насмешливыми улыбками и пренебрежительным высокомерием. Так было до катастрофы, окончательно разрушившей древний мир, — люди называли ее Большими Войнами. Новые народы отнеслись к мифу как к правде. Тогда же он впервые решился выйти из садов на землю. Причины были ясны: в мире снова появилась магия, а его волшебство было сильнейшим и величайшим — волшебством самой жизни. Земля опять стала свежей и цветущей, и он увидел в этом возможность вернуть обратно все то, что было в мире когда-то. Он может соединить прошлое и будущее. Не легко и не быстро, но может. И поэтому ему нельзя больше оставаться в своем уединении — надо выйти в мир. В его маленьком убежище есть семя жизни, которое надо вернуть миру; это долг, изначально возложенный на него. Время хранить миновало. Теперь надо творить, более того — сделать свое творение видимым и ощутимым. Он отвечает за это.

Так он вышел из садов, которые столько лет были его единственным домом, в страну, что лежала вокруг, — страну сочных лугов и прохладных лесов, зеленых холмов и тенистых долин, страну серебристой реки, несущей земле жизнь. Он не уходил далеко от садов: они продолжали оставаться его главной заботой, и он не мог оставить их надолго. Страна, которую он увидел, неожиданно понравилась ему. Здесь он посадил семя перворожденной жизни из своих садов, тем самым взяв этот край под свое покровительство, давая его жителям и странникам свое благословение и защиту от Зла. Со временем люди поняли, как много он сделал для них; они заговорили о нем с уважением и благоговейным трепетом. О нем заговорили во всех Четырех Землях. Наконец рассказы сложились в легенду.

Люди назвали его по имени края, который он сделал своим вторым домом, — Король Серебряной реки.

Он явился Вилу и Амбель в облике старика, возникшего из света, — высохшего, согнутого годами, с белыми волосами до плеч, с морщинистым, коричневым от загара лицом; проницательные голубые глаза смотрели на них ласково и мудро. Он приветливо улыбнулся им. Вил и Амбель улыбнулись в ответ, чувствуя, что в этом человеке нет зла. Они все еще крепко держались за спину Артака, который как бы застыл в прыжке: свет заставил все замереть. Ни Вил, ни Амбель не поняли, что произошло, но страха не было — только глубокий покой, полусон, сковавший их, как железная цепь.