– Если дьяки тебе не повинуются, гнать их надобно из приказов[16]! – горячо посоветовала шестнадцатилетняя Великая княжна.

– Прогнать несложно. Заменить-то на кого? Других дьяков у нас в державе нет! – устало ответил восемнадцатилетний властелин. – Одних приказов в Кремле полтора десятка, да бояре на воеводствах, да воеводы в порубежной страже, да приказчики и тиуны. Всех матушка моя расставляла, все ей преданы и перемен не желают, ибо за места свои доходные держатся. Где мне взять столько преданных людей, чтобы заменить всех этих служивых на своих? Сотни слуг заменить, коли не тысячи? А не заменишь, все они матушке в рот смотреть станут, моей волей не интересуясь.

– Но ведь князь Юрий Дмитриевич, когда летом на трон московский сел, без единой заминки власть над державой получил! – вспомнила княгиня Мария.

– Мой дядюшка в Москву со своей дружиной пришел! – усмехнулся ее супруг. – Кабы ему кто противоречить посмел, сего наглеца тут же в мешок бы засунули и в реке утопили. Моей же дружиной, сама видишь, тоже матушка заправляет. Из всех бояр я токмо своим друзьям верить могу, с каковыми бок о бок вырос, с кем в детстве вместе в конный бой играл да с горки катался. Вот токмо их всего три десятка общим числом набирается. Причем и у них холопы не свои служат, а родительские. Родителей же в мою свиту тоже матушка выбирала. И потому неведомо, чьи приказы их собственные слуги исполнять станут.

– И что же тогда нам делать? – Голос юной Великой княгини стал совсем унылым, а глаза окончательно потухли.

– Терпеть, – со вздохом пожал плечами государь. – Матушка не вечна. Когда она отойдет, держава останется нам. Безо всяких бунтов и смут. Надобно всего лишь немного потерпеть.

* * *

Дальше все происходило, как всегда. Писцы начертали сотни грамот с призывом к оружию и указанием Ростова местом сбора, печатник Василия Васильевича скрепил их оттиском двуглавого орла – и на рассвете десятки гонцов во весь опор помчались изо всех московских ворот на все четыре стороны.

Новым утром из Боровицких ворот выкатился почти бесконечный обоз и покатился по широкому тракту в целых три ряда. Мешки с крупой и сушеными грибами, мороженая рыба, мясо и птица. Кошма и парусина, ковры и циновки для палаток и юрт, костровые козлы и котлы, попоны и подстилки, корзины мха и специй. Охапки стрел и сулиц, ратовища копий и стопки щитов, каковые порою ломаются по три штуки за сечу. Броня, ослопы, топорики, совни – многие и многие пуды припасов, надобных в походе каждому воину.

Сами полки выступили только через три дня – с тем чтобы нагнать обозы около Переяславля. Четыре сотни дворцовых стражников вместе с холопами, еще столько же воинов из гарнизона крепости, снятых с постов личным приказом государя, свита Великого князя, к которой примкнули дьяки, окольничьи, думные бояре и иные люди из числа заслуженной знати. Больше двух десятков слуг, с которыми скакало по двое-трое опытных, верных, хорошо вооруженных охранников, а за иными – и до полусотни оружных холопов!

Все вместе они складывались во многие и многие полки – Передовой, Большой, Сторожевой, Правой и Левой руки.

Вместе с обычным ополчением из польстившихся на легкие деньги простолюдинов – рыбаков, огородников, портовых грузчиков, гребцов, бурлаков и прочих оставшихся зимой без работы горожан московская армия составила четыре тысячи человек.

Вполне достаточно для захвата города, не успевшего изготовиться к обороне!

Как и в прошлый раз, первый воевода князь Серпуховской надел броню прямо в Москве, заставив сделать то же самое и всех государевых рынд – но теперь над ним уже никто не смеялся. Ибо на сей раз многоопытных и зрелых воевод в походе почти не оказалось – не то что перед битвой возле Куси. Те же, что примкнули к походу, уже знали, как всего несколько месяцев назад князь Василий Ярославович спас жизнь государю. И спас именно благодаря своей осторожности!

Однако поход прошел на изумление легко и спокойно. Три дня до Переяславля, еще три до Ростова. Возле Ярославля воины позволили себе небольшой отдых – попарились в банях огромного города, переоделись в чистое белье, вкусно покушали на тамошних постоялых дворах, выпили браги и хмельного меда. А затем со свежими силами двинулись дальше, до Костромы – по широкому тракту, проложенному прямо по звенящему льду матушки-Волги. Затем – вверх по зимнику, срезающему через камышовые заросли многочисленные речные петли, до местечка с забавным названием Буй. В Буе к Костроме примыкала река Векса – к середине зимы уже хорошо накатанная и истоптанная поверх толстого прочного льда. Два дня пути по ней – и огромная московская армия растеклась по широкому простору заснеженного Галичского озера.

* * *

Правительница и княгиня-мать Софья Витовтовна оказалась права – в Галиче нападения не ждали. Многочисленного врага городская стража заметила только в считаных верстах от стен, и потому московское воинство встретил тревожный звон колоколов, на удивление напоминающий праздничный, брошенные на льду рыболовные снасти да спины улепетывающих горожан, спешащих спрятаться под защиту могучих стен.

Караулы проявили невиданную выдержку, и створки ворот закрылись лишь в сотне саженей перед мчащейся во весь опор московской конницей – впустив домой всех оказавшихся снаружи жителей. А затем медленно и величаво поднялись толстые подъемные мосты, сшитые из полутеса в половину охвата толщиной, и сверх того обитые железными полосами.

Осада Галича началась.

3 февраля 1434 года. Галич, новый детинец

Юрия Дмитриевича оторвал от трапезы тревожный набатный звон. Удивившись, князь поднялся, подошел к выходящему в сторону озера окну. Однако через двойной слой неровной слюды ничего, понятно, рассмотреть не смог, а раскрывать створки поленился. Воеводой князь был бывалым и хорошо знал, что от пустой суеты проку все едино не получится. Коли все караулы на местах, служивые делу своему обучены, ворота и подъемные мосты исправны, то ничего страшного случиться не может. Княжеская беготня никакой пользы не принесет. Скорее наоборот – токмо тревога лишняя возникнет.

И потому Юрий Дмитриевич степенно вернулся к столу и без особой торопливости докушал с вертела печеных рябчиков, подкрепился рассыпчатой гречей с салом, выпил ароматного, как индийские пряности, сбитня, закусил расстегаем с семгой, а когда отодвинулся от стола – в трапезную как раз влетел запыхавшийся холоп в нарядном синем зипуне:

– Рати чужие у города, княже! Бунчуки московские, князя Василия.

– Князя Дмитрия Красного упредил? – Юрий Дмитриевич хорошо помнил, что уже успел отречься от власти над городом, и потому счел нужным напомнить слуге, кто здесь ныне за хозяина.