Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Разве ты не слышишь наши крики?»
– И он знает, что это на его совести, – добавила Ева.
– Как ты можешь так говорить? – возмутился Рорк. – Он сделал все, что мог.
– Нет, не все. Всегда остается что-то еще. Что-то пропустил, не увидел, не посмотрел с нужной точки, не задал еще один важный вопрос в нужную минуту. Может, кто-то другой сделал бы это лучше на его месте. Я не хочу сказать, что этот другой работает лучше или больше. Просто этот другой… – Ева сделала жест рукой, как будто открывая невидимую дверь. – Просто этот другой что-то повернет и откроет, а он нет. Фини вел это дело, значит, оно на его совести.
– А теперь на твоей?
– А теперь на моей. И он переживает, потому что… ну, он же меня воспитал. Он сделал из меня копа. Мне не хотелось брать его в это дело, – призналась Ева и села. – Но я не могла оставить его в стороне.
– Фини не так-то легко свалить. Он крепок и упрям, – напомнил ей Рорк. – Как и воспитанный им коп. Он справится, Ева.
– Да. – Она вздохнула и бросила взгляд на стенной экран. – Как он их выбирает? На этот раз, мы знаем, среди прочего ему нужно, чтобы они в каком-то качестве работали в твоей системе. Он так чертовски умен, что уж наверняка смекнул: мы об этом догадались. Значит, хочет, чтоб мы знали. Дает нам информацию – какую считает нужной для себя. Чтоб мы знали, женщин какого типа он предпочитает, сколько он над ними работает. Он не против того, чтоб мы знали, каким шампунем, каким мылом он их моет. Но на этот раз он дал нам нечто большее. Это новая деталь головоломки. Как ты считаешь? – Ева оглянулась на Рорка. – Он тебя знает? Лично или по работе? Может, он вел с тобой дела? Может, ты выкупил его фирму, а он не хотел ее отдавать? Может, ты перехватил у него контракт? Перебил цену? Может, ты его уволил или не повысил, когда он ждал повышения? У него случайностей не бывает, значит, его выбор осознан.
Те же самые вопросы задавал себе Рорк, рассматривал их, анализировал со всех сторон.
– Если он работает на меня, я это узнаю. По поездкам, – пояснил Рорк. – Деловые это были поездки или личные, я могу проверить по архивам, кто из моих служащих ездил в те места, где были совершены прежние убийства, в нужное нам время, кто брал отпуск в тот же период.
– А как, по-твоему, сколько у тебя служащих?
Рорк усмехнулся.
– Честно говоря, не знаю.
– Вот именно. Но мы воспользуемся психологическим портретом – Мира к завтрашнему утру обещала составить новый вариант – и несколько сократим этот список. – Она поднялась первая. Согласно заведенному между ними распорядку, если Рорк накрывал на стол к ужину, Ева потом убирала посуду. – Я проведу вероятностный тест, но, я думаю, шанс, что он работает на тебя, невелик. Он не производит впечатления обиженного служащего.
– Согласен. Могу проверить те же данные по самым крупным конкурентам и субподрядчикам. На моем личном оборудовании.
Ева ответила не сразу, просто вынесла тарелки в кухню и загрузила их в посудомоечную машину. У него в кабинете стояло незарегистрированное оборудование, которое позволяло ему избежать контроля со стороны Службы компьютерной безопасности и законов об охране частной сферы.
Но, что бы он ни нашел, она не сможет использовать это в суде. Не сможет объяснить, откуда у него эти данные. «Незаконные средства, – думала Ева. – Нарушение закона. То самое, о чем говорил Тиббл. Лазейка величиной с блошиный зад для его адвоката».
«Разве ты не слышишь наши крики?»
– Проверь.
– Хорошо. На это потребуется время.
– Вот и начинай. Раньше сядешь, раньше выйдешь.
Оставшись одна, Ева начала устанавливать доску с фотографиями. Тем временем компьютер, переведенный в голосовой режим, озвучивал последние отчеты членов ее опергруппы.
«Доска слишком мала, – заметила она про себя. – Слишком мала для всех этих лиц, для всех этих данных. Для всех этих смертей».
– Лейтенант! – на пороге возник Соммерсет.
– Компьютер, приостановить работу, – приказала Ева и повернулась к Соммерсету. – В чем дело? Я работаю.
– Да, я вижу. Рорк просил передать вам эти данные. – Соммерсет протянул ей диск. – Я провел поиск служащих по его просьбе.
– Хорошо. – Ева взяла диск, положила его на стол и оглянулась. – Ты еще здесь? Исчезни.
Не реагируя на ее слова, он остался стоять на месте. Тощий, мрачный, в траурно-черном костюме, прямой как палка.
– Я помню это дело. Помню отчеты в прессе по этим женщинам. Но там ничего не говорилось об этих цифрах, вырезанных на телах.
– Гражданские лица не должны все знать.
– Он очень тщательно их выписывает – каждую цифру, каждую букву. Настоящий каллиграф. Я уже видел такое раньше.
Взгляд Евы метнулся к Соммерсету.
– Что ты имеешь в виду?
– Не это, не в точности то же самое, но нечто похожее. Это было во время Городских войн.
– Пытки?
– Нет-нет. Хотя, конечно, пыток было много. Пытка – классический способ получения информации или осуществления наказаний. Хотя в то время… все было не так аккуратно, как здесь.
– Расскажи мне то, чего я не знаю.
Соммерсет сурово взглянул на нее.
– Вы слишком молоды, вы не видели Городских войн. Вы не можете даже помнить подонков, осевших в Европе, когда пожар поутих здесь и перекинулся туда. Короче говоря, в те времена тоже были моменты, о которых гражданским лицам не полагалось знать.
Теперь все внимание Евы было приковано к нему.
– Какие именно?
– Тогда я был медиком, к нам в медпункт привозили раненых и убитых. Иногда в кусках, иногда грудами. Часто раненые умирали у нас на руках. Мы хранили трупы в надежде, что за ними придут родственники – если таковые существовали. И если тело поддавалось опознанию. Эти тела хранились для похорон или кремации. Если тело не поддавалось идентификации, оно вносилось в реестр под номером, после чего его кремировали. Мы вели реестры, вносили в них, насколько возможно, подробные описания тел, перечисляли личное имущество, если оно имелось, указывали место, где был найден труп, и так далее. И мы писали номер прямо на теле с указанием даты смерти – часто приблизительной.
– Это был стандартный порядок действий в то время?
– Это был порядок, заведенный у нас, когда я работал в Лондоне. В других местах действовали иначе. В зонах наибольших разрушений практиковались массовые захоронения и кремация. Никаких записей вообще не велось.
Ева вернулась к доске и принялась изучать вырезанные на телах цифры. «Это не одно и то же, – подумала она. – Но это версия».
– Он знает их имена, – сказала она вслух. – Имена ему неинтересны. Ему важно время. Время должно быть записано. Именно время их идентифицирует. В его глазах все эти часы, минуты, секунды заменяют имя. Мне нужна еще одна доска.