островами Хоккайдо и Хонсю, должна была пройти эскадра Макарова. Отряд имел распоряжение и на этот случай, не ввязываясь в бой, сопровождать русские корабли, наводя на них броненосцы Того.

Но водная гладь, насколько хватало обзора, была до обидного скучна и безлюдна. Командир лидера, капитан первого ранга Нарито Кацура, ломал голову над этой загадкой. Что случилось? Почему не видно русских? Ошиблась разведка? Гайдзины поменяли свои планы? Прошли другим проливом? Просочились в утреннем тумане? Да нет, невозможно! Сангары – это всего десять миль в ширину и пятьдесят в длину Четыре корабля, развернутые строем пеленга, плотно перекрывали его от берега до берега – мышь не проскочит… Значит, только ждать…

К вечеру изрядно посвежело. Ветер стал колючим и почти зимним. Капитан поежился, прикрыл глаза, утомленные многочасовым наблюдением за горизонтом и в голову сами собой пришли поэтические строки:

Ueno hatsu no yakou ressha orita toki kara

Aomori eki wa yuki no naka

Kita e hito no mure wa dare mo mukuchi de

Uminari dake wo kiite. Watashi mo hitori renrakusen ni nori

Kogoesou na kamome mutsume naite Aa fuyugeshiki[25]

– «Тацута» возвращается, – негромко произнес вахтенный, заметивший шустрый авизо.

Капитан коротко кивнул, не открывая глаз, плавно пружиня на качающейся в такт волнам палубе, и опять погрузился в поэтический транс.

Sayonara anata watashi wa kaerimasu

Kaze no oto ga mune wo nake to bakari ni

Aa fuyugeshiki[26]

– «Тацута» передает – дымы на горизонте! – уже другим, тревожным тоном оповестил капитана вахтенный. – Два корабля, три и четыре трубы, следуют в кильватере! Капитан Ретаро предполагает – «Пересвет» и «Громовой»!

– Ну наконец-то! – моментально стряхнув с себя поэтическое наваждение, прошептал капитан Кацура. – Поблагодарим Аматэрасу и помолимся, чтобы русские не смогли уклониться от боя. – И уже громче, так, чтобы слышали подчиненные: – Доложить адмиралу о визуальном контакте с противником!

– К нам пожаловал господин Макаров? – коротко осведомился Камимура, появившись на мостике.

– Нет, господин адмирал, только два крейсера, даже без сопровождения миноносцев. Больше никого, горизонт чист! Кроме того, русский беспроволочный телеграф молчит. Такое впечатление, что на этих двух кораблях вообще не установлены станции…

– Странно… – Камимура задумался. – Два одиноких рейдера вблизи наших берегов… Без сопровождения и без связи… Или это отвлекающий маневр, или в штабе Макарова завелся двоечник. Артиллерийский офицер! Что можете нам сообщить об огневых возможностях противника?

– Головной «Пересвет» – четыре орудия главного калибра по девять и четыре дюйма. «Громовой» – аналогичное вооружение, но более скромное бронирование – шесть дюймов против девяти. После модернизации радикально сокращен средний калибр. Оба корабля несут всего по три шестидюймовых орудия на каждый борт.

– Какая же это модернизация? – покачал головой капитан Кацура. – Это разоружение! Наверно, у русского царя совсем плохо с артиллерией и артиллеристами…

– Ну что ж, – удоволетворенно кивнул Камимура, – идем на сближение и внимательно следим за горизонтом. Если наши предположения верны и Макаров не использует эти крейсеры как наживку, тогда главное – не дать им уйти! Поднять пары до максимума! Средней артиллерии – вести огонь по небронированным конечностям! Пристрелку начинать с сорока кабельтовых!

Произнеся последние слова, адмирал поморщился. Русские у Владивостока начинали стрелять, и самое противное – попадать, на дистанции вдвое большей. Но у них там были береговые корректировщики, а здесь такой бонус отсутствует. Слабое место – недостаточная обученность японских экипажей, осваивающих новые корабли, – с лихвой компенсируется огневым преимуществом. Двенадцать восьмидюймовок главного калибра и сорок две шестидюймовки среднего не оставляли гайдзинам ни единого шанса на благополучный исход боя, а преимущество японских крейсеров в скорости на два узла не давало надежды даже на бегство. А посему, тэнно, хэйка банзай! Атака!

* * *

– Головным вроде бы «Идзумо», Эдуард Николаевич… Точно «Идзумо». За ним – «Асама» с «Адзумой» и кто-то из «собачек». Броненосцев не видать. Вот только что ж он прет на нас, как купчина на буфет?

– За «Пересвет» принял, Николай Иванович. Не вижу иного варианта. А «Пересветы» у британцев да японцев не слишком котируются, да-с. Вот и взыграло у самураев ретивое, так полагаю.

– И то верно. Видимо, не дошли до японцев вести о вашем новом «украшении», – мотнул подбородком мрачный моряк с контр-адмиральскими погонами, указывая на довольно-таки уродливую коробку командно-дальномерного поста, расположившуюся на боевом марсе вместо срезанной мачты. – Вот и приняли вас за Бойсмана. Командуйте, Эдуард Николаевич!

– Сигнальный! «Громобою» держаться позади. Котлы раскочегарить, быть готовым дать полный ход, когда они удирать начнут.

– Не хотите спугнуть, Эдуард Николаевич?

– Не хочу. Огонь откроем с сорока кабельтовых, проверим, достижимы ли с этой бандурой пятнадцать процентов попаданий на такой дистанции. А пока пожалте в рубку, Николай Иваныч. Если я вас не уберегу после того, как вы нас через полсвета провели, мне государь лично голову оторвет. Да вы не грустите, господин адмирал, к тому все идет, что из наших мы с вами первыми счет откроем.

– Дай-то бог, Эдуард Николаевич, дай-то бог. И что же господин Камимура здесь забыл, без единого броненосца?

– Думаю, наши разговоры в Жемчужной гавани сыграли. Степан Осипыч приказал не скрывать, куда мы направляемся… Англичане после Монтевидео и Мадагаскара на всю голову пуганые. Они или чисто на всякий случай крейсера послали, не веря, что мы и правда сюда пойдем, или океан сторожат. Ведь наши бронепалубники у всего японского побережья шумят. Эй, на дальномерах! Заснули?!

– Дистанция до головного пятьдесят, скорость сближения четыре в минуту!

– С сорока открываем огонь средним калибром, – распорядился командир броненосца. – КДП, вносите поправки.

Через полторы минуты носовая башня и борт первого японского крейсера расцветились вспышками – залп лег с небольшим перелетом. А еще через пятьдесят секунд носовой плутонг левого борта самого «Ретвизана» глухо ухнул, отправляя в полет три пятидесятикилограммовых снаряда.

Еще секунд через пятнадцать звякнул звонок, и телефонист доложил:

– На первом тридцать девять, недолет два, по целику – лево три!

Пушки ухнули снова, игнорируя пенные столбы от японских снарядов, образовавшиеся на сей раз с сильным недолетом.

– На первом тридцать шесть, перелет ноль пять, по целику хорошо!

– Еще два залпа – и открывайте огонь главным калибром, – распорядился Щенснович. – Будьте готовы к тому, что после первого, край после второго залпа, японцы пойдут на разворот и попытаются удрать: всплески от наших снарядов ни с чем не спутаешь. На «телефункене»! Через двадцать секунд начинайте глушить эфир. Передадите приказ «Громобою» на преследование или мне распорядиться, Николай Иванович?