Эд читает на латыни и древнегреческом (а также бегло говорит на французском и немецком) и считает себя знатоком-любителем античной философии. «Риторика для Геренния» — первый из нескольких древних текстов, которыми он меня снабдил. Эд хотел, чтобы я изучил классику до того, как перейду к экспансивному творчеству Тони Бьюзена (написавшего единолично и в соавторстве более 120 книг) или посвященным самоусовершенствованию книгам ведущих интеллектуальных спортсменов. Вдобавок к «Риторике для Геренния» стоило взять переведенные отрывки из таких книг, как «Наставления оратору» Квинтилиана и «Об ораторе» Цицерона, а затем перейти к собранию средневековых трудов о памяти, написанных Фомой Аквинским, Альбертом Великим, Гуго Сен-Викторским[50]и Петром Равенским[51].

Техники, представленные в «Риторике для Геренния», широко применялись в античном мире. Даже Цицерон в собственном труде, посвященном искусству запоминания, сказал, что эти методы так хорошо известны, что он не видит смысла тратить чернила, описывая их во всех подробностях (отсюда и наше доверие к «Риторике для Геренния»). Некогда каждый образованный человек был сведущ в техниках, которым Эд собирался обучить меня. Тренировки памяти были самой важной частью античного образования в области языка и речи — наряду с грамматикой, логикой и риторикой. Студентов учили не только тому, что нужно было запомнить, но и тому, как это запоминать.

В мире, где существовало совсем немного книг, память была священна. Взгляните на «Естественную историю» Плиния Старшего. В этой энциклопедии, написанной в I в. н. э., рассказывалось о диковинных фактах и явлениях, таких, которые было полезно знать, чтобы побеждать в барных спорах того времени, — и в том числе о самых памятливых людях, известных античным историкам.

«Царь Кир знал имена всех солдат в своей армии, — сообщает Плиний. — Луций Корнелий Сципион знал имена всех жителей Рима. Поверенный царя Пирра Эпирского Кинеас знал имена всех римских воинов и сенаторов уже на следующий день после прибытия в Рим… Грек Хармад выдавал на память содержание любой указанной книги из библиотеки и делал это так легко, будто читал саму книгу».

Есть много причин, по которым не стоит принимать на веру все утверждения Плиния (он, например, утверждал, что существует раса собакоголовых людей в Индии), но тот факт, что в античные времена ходило много историй о людях с выдающейся памятью, говорит сам за себя. Сенека Старший мог повторить 2000 имен в том порядке, в каком их ему назвали. Святой Августин рассказывал о своем друге Симплиции, который мог декламировать наизусть Виргилия, начиная с конца произведения. (То, что он мог просто читать его наизусть, очевидно, никаких восторгов не вызывало.) Хорошая память считалась величайшим достоинством, потому что она позволяла вместить целую вселенную внешних знаний. «Античные и средневековые люди восхищались хорошей памятью. Своих гениев они описали бы как людей со сверхпамятью», — пишет Мери Каррузерс, автор двух книг об истории мнемонических техник. И правда, наиболее часто повторяющаяся тема в рассказах о святых — помимо их сверхъестественной добродетели — их выдающаяся память.

Раздел, посвященный памяти, в «Риторике для Геренния» — «этой сокровищнице изобретательности и покровителе всех областей риторики» — на самом деле довольно короток: всего десять страниц, включенных в более длинный трактат по риторике и ораторскому искусству. В начале раздела проводится черта между естественной и искусственной памятью: «Естественная память — это та память, которая вложена в наш разум и которая рождается одновременно с мыслью. Искусственная же — та, которую закалили тренировками и строгой дисциплиной». Другими словами, естественная память — это компьютерное «железо», с которым вы рождаетесь. А искусственная — программы, установленные на это «железо».

У искусственной памяти, продолжает анонимный автор, есть две базовые составляющие: образы и места. Образы представляют собой содержимое того, что человек хочет запомнить. Места — или loci,[52]как они названы в латинском оригинале, — это то, где хранятся эти образы.

Идея заключается в том, чтобы сначала мысленно воссоздать пространство, которое вы хорошо знаете и можете легко себе представить, а затем заполнить это воображаемое место образами того, что вы хотите запомнить. У римлян этот метод назывался методом мест. В дальнейшем его стали называть дворцом памяти.

Дворцы памяти вовсе не обязаны быть дворцами — или даже зданиями. Они могут быть городскими улицами — как у III, — или станциями железной дороги, или знаками зодиака, или даже мистическими существами. Они могут быть большими и малыми, закрытыми помещениями или открытыми пространствами, настоящими или вымышленными — до тех пор, пока в них есть некая видимая последовательность, связывающая одно место с другим, и пока они вам хорошо знакомы. Четырехкратный чемпион Соединенных Штатов по запоминанию Скотт Хэгвуд использует для хранения воспоминаний дома класса люкс, представленные в Architectural Digest. Доктор Йип Суи Чуй, искрометный чемпион по запоминанию из Малайзии, использует в качестве мест собственные части тела. Это помогло ему запомнить все 56 000 слов 1774-страничного китайско-английского оксфордского словаря. У человека могут быть дюжины, сотни или даже тысячи дворцов памяти, каждый из которых сконструирован для различных воспоминаний.

Аборигены в Австралии и индейцы апачи на американском юго-западе независимо друг от друга изобрели некие подобия метода loci, с помощью которого создавали свои предания. Но при этом и те, и другие опирались не на строения, а на особенности местной топографии, и, когда они распевали свои истории, дворцом памяти им служил ландшафт. Каждый холм, камень и ручей содержал в себе части их повествований. «Мифы и карта стали одним целым», — говорил Джон Фоли, лингвист-антрополог из Университета Миссури, изучавший память и устные традиции. Одним из трагических последствий такого симбиоза нарратива и ландшафта стало то, что, когда правительство отобрало землю у американских индейцев, те лишились не только домов, но и своей мифологии.

«Вот, что тебе нужно уяснить, Джош: люди очень-очень хорошо запоминают пространства, — заметил Эд со своего насеста на камне, — К примеру, тебя оставили одного на пять минут в доме человека, где ты прежде никогда не был, и настроение у тебя бодрое и любопытное. Только представь, сколько разных деталей об этом доме отложится в твоей памяти за этот краткий период.

Ты выяснить не только то, сколько там комнат и как они связаны, но и их размеры, обстановку, меблировку и расположение окон. Сам того не осознавая, ты запомнишь расположение сотен объектов и незаметно для себя отметишь множество разных особенностей. Если сложить всю эту информацию вместе, выйдет коротенькая книжка. Но мы даже не замечаем, как наша память все это впитывает. Люди прямо-таки поглощают пространственную информацию».