Лотти открыла дверь.

Это оказалась румяная огненно-рыжая горничная с веснушками по всему лицу. Она улыбнулась и сказала, кивая на поднос, который держала в руках:

– Мисс Марта подумала, что вы проголодались после дороги, миледи.

– Очень любезно с ее стороны, – кисло улыбнулась Лотти, принимая поднос.

Горничная проскользнула в комнату, зажгла свечи и ловко подложила в камин пару поленьев. Затем предложила Лотти помочь ей переодеться на ночь, но та гордо отказалась и после этого вновь осталась в одиночестве.

Похоже, муж целиком переложил заботу о ней на плечи слуг. А сам, вероятно, сидит сейчас где-нибудь в элегантной столовой вместе с дочерью, и они едят, едят…

Ну, нет, этим он ей аппетита не испортит!

И Лотти быстро съела свой ужин – до последи кусочка хлеба и до последней ложки фасолевого супа. Марта не забыла и про кошек, прислав для них большую миску рубленой рыбы. Хорошо хоть, что ее муж не спровадил кошек в амбар и не приказал портному выкроить из них три пары новых перчаток.

Поев, Лотти распустила волосы и стянула с себя вечернее платье, стараясь не порвать драгоценное венецианское кружево, которым был отделан подол. Затем походила среди сундуков и отыскала тот, в которое были уложены ее ночные принадлежности.

Сверху лежала ночная рубашка, которую Лотти видела впервые. В свете свечи ее ткань переливалась словно струи водопада. Такая рубашка, разумеется предназначалась не для того, чтобы спать в ней в одиночестве. Она предназначалась для ночи любви.

Неожиданно почувствовав себя одинокой и несчастной, Лотти прижала рубашку к щеке. Она живо представила, с каким трепетом и надеждой укладывали в сундук эту рубашку Лаура и Диана.

Запихнув роскошную рубашку поглубже, Лотти достала из сундука другую, одну из своих самых старых и самых любимых. Надев ее, Лотти задула свечи и улеглась в незнакомую холодную постель. В ту же минуту Тыковка и мистер Уигглз примостились у нее в ногах, а Мирабелла, которой было позволено почти все, улеглась на подушку рядом с Лотти и занялась своим любимым делом: принялась нежно покусывать ее локоны. Мирабелла была такой маленькой и хрупкой, что Лотти не раз боялась нечаянно придавить ее во сне.

Лотти долго лежала, глядя на то, как танцуют отблески каминного огня. За окнами грустно и протяжно завывал ветер. Потти невольно посмотрела на незапертую дверь. Что если Хайден вовсе не забыл про нее и лишь дожидается минуты, когда все в доме уснут? Может быть, именно поэтому он провел ночь в гостинице на жестком неудобном кресле? Хотел дождаться, пока Лотти окажется здесь, на краю земли, там, где слово Хайдена и его желание – закон для всех.

Теперь, в этой глуши, он может делать со своей женой все, что угодно. Может быть, именно в этот момент он пробирается коридорами к ее спальне, чтобы изнасиловать.

При этой мысли Лотти стало жарко, и одновременно ее прошиб холодный пот. Только сейчас она впервые поняла, насколько зависит от воли своего мужа. И нет рядом Лауры, чтобы предупредить о грозящей опасности, нет Джорджа, готового всегда встать на защиту, нет Стерлинга с его мудрыми советами. Она одна, совершенно одна.

Лотти заставила себя повернуться на бок и зажмурила глаза, надеясь поскорее уснуть, но не уснула, продолжая вслушиваться в странные звуки, которые раздаются по ночам в любом доме – скрипы, шорохи, вздохи, плач ветра…

Плач?

Лотти подскочила на кровати и вскоре услышала звук, от которого у нее замерло сердце. Это был не вздох и даже не стон, это был крик – далекий, жуткий, и его невозможно было спутать с завыванием ветра.

Словно из далекого прошлого в голове Лотти прозвучал ее собственный голос:

«Как пишет „Наблюдатель“, Кровавый Маркиз сбежал в Лондон от привидения своей жены, которое разгуливает ночами по коридорам его дома в Корнуоле, горько оплакивая свою несчастную судьбу».

Она накрылась с головой одеялом. Зубы у нее стучали от страха. Хотя Лотти всю жизнь пыталась писать именно о привидениях, она не верила в то, что они существуют. Не верила до этой минуты. Но звук который она только что слышала, не могло издавать человеческое существо.

Прошло какое-то время, пока Лотти рискнула осторожно выглянуть из-под одеяла. Во всех историях о привидениях героиня – юная и отважная – брала в таких случаях в руку зажженную свечу и бесстрашно отправлялась навстречу неизвестности по темным коридорам загадочного дома.

Собрав в кулак всю свою волю, Лотти отбросила одеяло и опустила ноги на ледяной пол, от которого тянуло сыростью. Гарриет никогда не отважилась бы на подобный подвиг, но разве пристало бояться привидений молодой маркизе Оукли?

Хайден неслышно, словно тень, пробирался по пустым коридорам Оукли-Мэнор. Ночь давно вступила в свои права, и в этот час весь дом был погружен в глубокий сон. Теперь до утра в нем не встретить ни одной души – по крайней мере, живой души.

Что за безумие было привозить сюда молодую жену! Лучше было бы нанять для нее дом в Лондоне, где она могла бы жить в полной безопасности под боком у своей семьи. В конце концов, не такая уж это редкость, когда муж с женой живут каждый в своем доме.

Или каждый спит в своей постели.

Хайден вспомнил, какими глазами смотрела на него Марта, когда пришла сообщить, что маркиза предпочла остановиться не в роскошных апартаментах, а в скромной спальне, примыкающей к классной комнате. Когда же он распорядился отнести туда ужин для Лотти и ее кошек, ему показалось, что старая няня начинает презирать его. Но что хотела от него Марта? Чтобы он уморил свою жену голодом? Или пошел, чтобы силой отвести ее в свою спальню?

Марте, может быть, и в голову не приходит, что Лотти выбрала для себя самое подходящее место. Достаточно удаленное не только от Хайдена, но и от западного крыла дома.

Однако искушение от этого не стало слабее. Ведь спальня Лотти оказалась далеко не только от западного крыла, но и от помещений для прислуги. Хайден может пойти и насладиться близостью с женой в любое время, и ему никто не сможет помешать, даже вечно бодрствующая Марта.

Хайден потер бровь, пытаясь отогнать соблазнительные видения, которые рисовало ему его воображение: картинки, в которых Лотти лежала на постели, разбросав в стороны руки и ноги, рассыпав по подушке золотистые волосы и призывно приоткрыв губы.

Его фантазия распалялась еще сильнее от воспоминаний о брачной ночи, которую Хайден провел в кресле, наблюдая за спящей Лотти. Тогда она закинула ногу на лежащую сбоку от нее подушку так, словно та была ее любовником. О, сколько выдержки пришлось проявить тогда Хайдену, как сильно ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не сорвать со спящей Лотти одеяло и не улечься в постель, чтобы занять место той самой подушки. Тем более что лежать рядом с Лотти было отныне не только его правом, но даже обязанностью.

«Однако у теня есть и другие, не менее важные обязанности», – напомнил себе Хайден, широкими шагами направляясь к спальне Аллегры. Из-под ее двери пробивался серебристый луч света. С самого раннего детства его дочь мучили кошмары, и она наотрез отказывалась спать без зажженной лампы. Иногда она просыпалась среди ночи и бежала к отцу – ведь только он мог прогнать прочь ужасных чудовищ. До тех пор, пока сам не стал одним из них.