трону. Клитемнестра закусывает губу. Ей не по себе от его любезности, от того как он кланяется Тиндарею. Менелай напоминает ей Тесея, когда тот только прибыл в Спарту, – красивого и жестокого, высокомерного, но почтительного.

– Я не ждал тебя, Менелай, – мягко говорит Тиндарей. – Я полагал, ты будешь в гимнасии.

Менелай улыбается. У него золотисто-карие глаза, такие же, как у Агамемнона, но глядит он не так сурово.

– Я пришел просить твоей помощи.

– А твой брат? – спрашивает Тиндарей.

– Он скоро к нам присоединится. У меня две просьбы, и одну из них мне лучше бы озвучить самому.

Тиндарей кивает и подзывает слугу:

– Принеси нам воды и еды, – приказывает он, а затем обращается к Менелаю. – Я выслушаю ваши просьбы, сыновья Атрея, но вначале давайте поедим. День был долгий.

Слуга испаряется, чтобы вскоре вернуться в зал, неся в одной руке серебряный таз для омовения рук, а в другой – блюдо с мясом и сыром. Тимандра, всё это время стоявшая на ногах, беспокойно перебирая волосы, тихонько усаживается на стул рядом с Клитемнестрой.

Тиндарей хватает сочный кусок мяса и спрашивает:

– Ну, Менелай, скажи мне, чего ты хочешь?

– Твою дочь, – без раздумий отвечает Менелай.

Тимандра ахает, а Клитемнестра тут же кладет руку себе на живот. Тиндарей, не прекращая жевать, бросает на нее взгляд и обращается к Менелаю:

– Какую дочь?

Менелай хмурит брови. Глядит на Клитемнестру и Тимандру так, будто только что заметил их присутствие. Затем, словно утверждая очевидное, отвечает: «Елену».

– Понимаю. – Тиндарей выплевывает кость на тарелку.

– Я слышал, что она готова для замужества, и я сделаю ее царицей Микен, а ты знаешь, что это один из богатейших городов.

– Понимаю, – повторяет Тиндарей. Он дотрагивается до виска, как будто хочет унять головную боль. На тыльной стороне его руки виднеется сморщенный шрам, оставшийся с юных лет, когда он сражался с волками в лесу.

– Что ты ответишь, Тиндарей? – спрашивает Менелай.

– В Спарте женщины почти всегда сами выбирают себе мужей, – замечает Тиндарей.

Менелая ошеломляют его слова, но он быстро берет себя в руки.

– Я слышал об этом, но я не думаю, что здесь возникнут проблемы.

– Она ни за что тебя не выберет, – не сдержавшись, выпаливает Клитемнестра.

Менелай задерживает на ней взгляд. Тимандра наклоняется к сестре, словно хочет прошептать что-то на ухо, но Клитемнестра жестом останавливает ее. Хочется послушать, что скажут мужи.

– Даже если бы Елена захотела тебя в мужья, – говорит Тиндарей, – о ее красоте знают повсюду в наших краях. Многие женихи по всей Элладе ждут того дня, когда она будет готова выйти замуж.

– Тогда призови их всех, – отвечает Менелай. – И пусть Елена выбирает.

Повисает тишина. Его слова эхом отзываются у Клитемнестры в затылке. Вот он, уверенный в собственном превосходстве над всеми, уверенный в том, что сможет заполучить Елену. Ей хочется рассмеяться. Тимандра снова тянется к ней, но Клитемнестра сжимает руку сестры, напоминая, чтобы знала свое место.

– Я сделаю так, – говорит Тиндарей. – Разошлю весть, что Елена созрела для замужества, и приглашу всех женихов в Спарту. Но даже в этом случае тебе нечего будет предложить: у тебя ни земель, ни богатств. Когда вы только прибыли сюда, то сказали, что у вас есть план, как вернуть себе Микены. Вы гостите у меня несколько месяцев, но Микены всё еще не ваши.

– Ты прав, – говорит Менелай. – И это подводит меня ко второй просьбе.

Прежде чем он успевает сказать что-то еще, в зал входит Агамемнон. Он глядит на меч, который сложил его брат, но оставляет свой клинок висеть на поясе. Клитемнестра понимает, что он подслушивал. Когда Агамемнон занимает место рядом с Менелаем, она через силу заставляет себя поднять взгляд и посмотреть ему прямо в глаза. Он словно бы не замечает ее присутствия.

– Ах, Агамемнон, – устало говорит Тиндарей. – Угощайся.

Из тени снова появляется слуга и подносит Агамемнону блюдо с мясом. Он берет кость, которую только что бросил туда Тиндарей, откладывает ее в сторону и проглатывает кусок сыра.

– Пришло время вернуть Микены, – говорит он. – Мы не можем больше ждать.

– Я согласен, – отвечает Тиндарей. – Это нужно сделать прежде, чем люди привыкнут к новому царю.

– Фиест не царь, – замечает Менелай, но Агамемнон одним взглядом заставляет брата замолчать.

– Ты был щедрым гостеприимцем, Тиндарей, – говорит Агамемнон, – и нам трудно просить тебя еще об одной услуге, но я уверяю, что мы отплатим тебе десятикратно.

Тиндарей выжидающе вскидывает брови. Агамемнон молчит, и тогда Тиндарей замечает:

– Я не могу дать тебе свою армию.

Агамемнон качает головой, на лице его играет холодная улыбка.

– Всё, что нам нужно, это твое благословение и десять твоих лучших мужей.

Даже Клитемнестра вынуждена признать, что этот план хитроумен. Агамемнон выберет десять воинов – самых быстрых и ловких, – вместе с Атридами они отправятся к Микенам, спрячут лошадей подальше от акрополя и взберутся по городским стенам. Как объяснил Менелай, вход в Микены – Львиные ворота – невозможно преодолеть не подняв тревоги, но оказавшись внутри городских стен, они пробегут по узким улочкам в нижней части города, где живет простой люд. Они убьют стражников, которые прячутся в переулках, затем заберутся в верхнюю часть акрополя, ко дворцу. Клитемнестра замечает, что люди могут поднять тревогу, но Агамемнон с ней не согласен.

– Народ ненавидит Фиеста, – отвечает он. – Они будут верны нам.

– А если нет? – спрашивает Тиндарей.

– Мы убьем их прежде, чем они побегут.

Клитемнестра обдумывает его слова. Ее поражает, что для Атридов все жизни имеют равную ценность. В Спарте она росла, зная, что равенство – удел природы и что некоторые мужчины и женщины – гомеи, равные, в то время как другие – нет. Ей было тяжело смотреть, как спартанцы убивали илотов за самые малые проступки или, например, если кто-то из них просто прошел мимо, но она сносила это, думая, что таков единственно возможный ход вещей. Но Агамемнон и Менелай говорят об убийстве, невзирая ни на статус человека, ни на его происхождение. Ничья жизнь для них не имеет значения, кроме их собственной.

Клитемнестра идет по запутанным дворцовым коридорам, сложив руки на животе. Ее ноги гудят. Они уедут, говорит она себе и ребенку. Уедут и больше никогда не вернутся. На ее лице появляется полуулыбка. Она чувствует рукой мягкий изгиб: скоро он будет заметен даже под хитоном. И чем больше растет ее малыш, тем ближе она к Танталу.

Томясь жаждой, она входит в трапезную. Внутри никого, не считая Тимандры, которая сидит, закинув ноги на