– Тридцать пять тысяч фунтов стерлингов, – сказал он.

– А можно ли сбросить немного? – спросил я.

– Чтобы продать быстрее, мы можем согласиться на тридцать тысяч фунтов. Это почти даром.

Почти даром. Почему бы и нет – если у тебя есть такие деньги. Но я-то рассчитывал максимум на пять тысяч. Требуемая сумма настолько превосходила мои возможности, что не имело никакого смысла даже пробовать раздобыть деньги. Но я был обязан попытаться осуществить свою мечту.

Впервые в жизни я надел деловой костюм с галстуком и начистил до блеска свои старые школьные туфли. Я хотел произвести должное впечатление на менеджеров банка и убедить их в том, что мне можно ссудить деньги. Позже они рассказывали мне, что как только увидели костюм и начищенные туфли, то сразу поняли: у меня серьезные финансовые проблемы. Я продемонстрировал им бухгалтерские книги нашего магазина и рассылочного бизнеса – и был поражен, когда они предложили мне ссуду на двадцать тысяч фунтов. В 1971 году это были огромные деньги. Никто и никогда прежде не одалживал мне такой суммы. Это наполнило меня гордостью. Я почувствовал, что проделал большой путь всего-то за пять лет – с тех пор, как висел на школьном телефоне-автомате, пытаясь найти рекламодателей для своего журнала. Но в любом случае двадцати тысяч было мало.

Оставалась надежда на то, что помогут родные. Они всегда меня поддерживали. Я понимал и тогда, и сейчас, насколько это важно – особенно в самом начале пути. В свое время родители открыли небольшие траст-фонды для меня и моих сестер. К своему тридцатилетию каждый из нас получил бы две с половиной тысячи фунтов. Я спросил родителей, можно ли мне снять свои деньги сейчас. Они тут же согласились, но отец поинтересовался:

– Тебе все равно не хватает семи с половиной тысяч. Где ты их возьмешь?

– Не знаю, – признался я.

– Сходи на ланч к тете Джойс, – сказал отец. – Я сообщу ей о твоем визите.

Тетя Джойс была той самой моей тетей, которая поспорила со мной на десять шиллингов, что я не научусь плавать. Отец, как и обещал, позвонил ей заранее и рассказал о моей мечте купить приглянувшуюся усадьбу. Она согласилась одолжить мне деньги, с тем чтобы я вернул их с процентами, но только тогда, когда смогу себе это позволить. Я начал бормотать слова благодарности, но тетя Джойс жестом остановила меня:

– Слушай, Рики, я не дала бы тебе этих денег, если бы не хотела. Для чего вообще существуют деньги? Для того, чтобы что-то делалось. И потом, – добавила она с улыбкой, – я знаю, что ты упорен в достижении цели. В конце концов, ты выиграл те десять шиллингов в открытом и честном споре.

Ее слова продолжали звучать в моих ушах, когда я поехал забирать огромный ключ от своей усадьбы. Деньги существуют для того, чтобы что-то делалось. Я был убежден в правоте этих слов тогда – уверен и поныне. И я знал, что без помощи своих родных не держал бы сейчас в руке этот большущий старый железный ключ. Я не знал одного: у тети Джойс не было семи с половиной тысяч фунтов. Она верила в меня настолько, что взяла ссуду под залог собственного дома. Скажу лишь, что я вернул ей все – до последнего пенни.

Прошло еще тринадцать лет, наполненных постоянным трудом, напряжением, но и весельем, прежде чем мы запустили Virgin Atlantic. Без помощи семьи, друзей и сотрудников этого никогда бы не произошло. Когда мы летели в Нью-Йорк, в самолете сидели члены моей семьи и мои друзья – люди, которые так много значили в моей жизни. Глядя на гордые и счастливые лица своих родных, я думал о том, что это они помогли мне стать в жизни тем, кем я стал.

Я усвоил простую истину: талант должен вознаграждаться. Даже если человек принят на работу для выполнения каких-то конкретных обязанностей, но при этом способен генерировать интересные идеи или делать что-то еще, дайте ему возможность это делать. Поэтому я часто спрашиваю совета у случайных людей – на улице, в самолете или поезде. Говорят, что один обычный человек обладает гораздо большим здравым смыслом, чем целая толпа важных боссов, – и это правда. Хороший пример тому – Кен Берри, который начинал клерком в одном из наших магазинов грампластинок. Его работа заключалась в подсчете кассовых чеков, но вскоре он уже занимался самыми разными делами. Когда мне требовалась какая-нибудь информация – любого рода, – я обращался к Кену. Казалось, он знал все и обо всем. Сейчас люди пользуются Google или Yahoo. Мы просто спрашивали Кена.

У него были две прекрасные черты характера: умение сходиться с людьми и отсутствие раздутого самомнения. Мы обнаружили, что Кен легко находит общий язык с кем угодно: от суперзвезд до их адвокатов. Вскоре он уже работал с контрактами. Было очевидно, что, оставшись клерком, Кен погубил бы свой талант, а так он вошел в нашу небольшую, но сплоченную группу менеджеров Virgin. Со временем Кен Берри занял кресло генерального директора Virgin Music, а когда я продал ее компании ЕМI, он остался на своем посту.

Я не всегда следовал советам Кена. Однажды, когда мы расширялись слишком активно, а деньги практически кончились, я созвал экстренное совещание. В то время лидером наших продаж был альбом Майка Олдфилда Tubular Bells. Доходы, которые он приносил, финансировали практически всю нашу деятельность. Но срок контракта с Олдфилдом истекал, а для его продления Майк требовал более высоких гонораров. Я был с ним абсолютно откровенен и рассказал, что все суммарные доходы Virgin Music были меньше того, что зарабатывал он.

– Почему? – спросил Майк.

Мне пришлось объяснить, что многие рок-группы вообще не приносят нам ни пенса.

– Значит, я финансирую всю вашу деятельность? – спросил он.

Я кивнул.

– В общем и целом.

Мне казалось, Майку будет приятно узнать, скольким музыкантам он оказывает поддержку. Но его это явно разозлило.

– Я не собираюсь дарить вам деньги, чтобы вы тратили их на всякий хлам, – заявил он. – Вы в состоянии платить мне больше.

На экстренном совещании я сказал, что мы все поставили на одну лошадку. Нам нужны были новые музыканты и певцы. Мы нуждались в новых хитах, чтобы более равномерно распределить риски и позволить компании расти.

Кен Берри уже проделал свои расчеты.

– Для меня очевидно, что нам надо избавиться от всех исполнителей, кроме Майка Олдфилда, – сказал он.

Я знал, что мы могли бы потихоньку продвигаться вперед и зарабатывать на одном Олдфилде, но меня беспокоило, что мы навсегда останемся маленькой компанией. А если его пластинки вдруг перестанут продаваться, мы тут же пойдем ко дну. Я сказал Кену, что нам нужен контракт с новой группой, причем немедленно. Тогда у меня родилась хорошая фраза: «Нужно расти, чтобы перерасти проблему».

Чтобы как-то сэкономить деньги, мы урезали все расходы до предела. Продали свои автомобили. Закрыли бассейн в нашей усадьбе. Не платили зарплату самим себе. Но все это как раз оказалось несложно. Куда сложнее было терять музыкантов и сотрудников. Но, чтобы выжить, нам пришлось пойти и на это. Мы вынырнули из пучины, подписав контракт с Sex Pistols. Мы страшно рисковали. Ведь до нас эту группу покупали – и тут же продавали снова – все крупные фирмы грамзаписи, потому что управляться с этими ребятами было совсем нелегко. Но они и должны были быть хулиганами, они же были первой группой, игравшей панк-рок, – а это течение становилось модным.