– Крина, а где ваш волк?

– Ушел, – с той же печальной интонацией ответила она, – убедился, что сдал меня в хорошие лапы, и ушел. Рано или поздно это должно было случиться. Жизнь продолжается, и даже старухам вроде меня иногда хочется получить от нее удовольствие… Умом я это понимаю, но все равно чувствую себя предательницей. И преданной. Запомни, девочка: какими бы прекрасными ни были воспоминания, нельзя жить ими одними. Просто запомни. А объяснит сама жизнь.

И я окончательно убедилась, что в Догеве сошли с ума все. Даже волки.

Я долго не могла уснуть, ворочаясь и честя Лёна на все корки. Ишь, придумал очередную Великую Единоличную Тайну Повелителя… Как будто Верховная Догевская Ведьма не помогла бы ему раз и навсегда отделаться от племенной невесты! Причем с огромным удовольствием!

А с другой стороны… может, он и не присылал никакой заявки? Пошутил, обманул, заставив выучить историю магии. А сам, наоборот, сговорился с Учителем, и тот выхлопотал мне непыльную работенку, чтобы под ногами не путалась. И с Арлисской Повелительницей у него совет да любовь… а скоро еще и маленький Лёнчик появится.

Я рывком перевернулась на живот и с глухим стоном накрыла голову подушкой. Верховная Ведьма, как же! Дурочка наивная. Сдалась мне эта Догева… ясно же, что никому я здесь не нужна, никто меня не ждет, использовали и бросили ради какой-то… стоп. Я что, ревную? Семидесятипятилетнего вампира, близкого друга и недосягаемого Повелителя Догевы, самоуверенного красавца-блондина, с равной легкостью читающего чужие мысли и скрывающего свои? Я?!

Да!

Уууу…

Кровать протестующе заскрипела. Теперь на подушке лежали мои ноги, но избавиться от душевных страданий это не помогло: они обежали кровать и обуяли меня с удвоенной силой.

Нет, так не пойдет! Ну, нравится мне Лён. Так он всем нравится! Вампирьи чары высшего пошиба, приворотное зелье им и в подметки не годится. Лишь холодный трезвый разум многоопытной ведьмы способен правильно оценить ситуацию… когда же это он успел нагреться и выпить?! Нельзя друзей ревновать, некрасиво. Даже если это мужчина. Даже если это идеальный, самый лучший в мире му… Тьфу! Чтоб ему провалиться! Ну почему все так сложно?! Пропади она пропадом, эта Догева, уйду на вольные хлеба, буду практиковать на трактах, нигде подолгу не задерживаясь, свободная, как ветер, не связанная ни чувствами, ни условностями – только убегающей вдаль дорогой…

Но как он мог! Догоню и убью…

Не выдержав, я на цыпочках прокралась к стоящей в углу сумке, порылась в глухо звякающих флаконах и выудила один, резко пахнущий валерианой из-под плотно притертой пробки. Зажмурившись, душевно отхлебнула и вытаращила глаза: пятая вытяжка, не меньше. Эдак и спиться недолго! Впрочем, сейчас мне важнее было уснуть, а утро все расставит по местам.

Снадобье подействовало быстро, даже чересчур.

…по ту сторону тоже есть дороги – черные и зыбкие, ведущие в одну сторону и тающие за спиной. По их краям колышутся безлистные тени, комками тьмы скользят нетопыри, выныривая из вечного тумана, в котором безголосо плачут сбившиеся с пути души.

«Замкни Круг, девочка».

И ты идешь вперед, словно растягивая тугую пружину, когда каждый шаг дается тяжелее предыдущего; сначала бежишь, потом еле переставляешь ноги, яростно, упрямо, а когда боль в коленях становится нестерпимой, падаешь и кричишь от бессильного отчаяния, не в силах шелохнуться.

Потому что это не твоя дорога. И та единственная, кто без помех проходит по ней в обе стороны, уже спешит навстречу, разливая мрак за спиной…

На мой истошный крик сбежались домочадцы и, к моему огромному удовольствию, наконец-то меня разбудили. Как оказалось, я сидела на полу у кровати, сгорбившись и прижав руки к груди, хотя болела голова – просто раскалывалась, комната плыла перед глазами. Во рту стоял мерзкий вкус валерианы пополам с кровью, мутило. Ороен догадливо окунул кружку в ведро с колодезной водой, подал мне. Я жадно выпила, цокая зубами по краю. Перевела дыхание – полегчало.

– О боги, – тихо сказала Крина, опуская светильник. Желтое дрожащее пятно переползло на мою грудь, амулет Лёна, выбившийся из-под ночной рубахи, отозвался тусклым блеском. – Gvi'harr, Orroen– ve jett Ar'rakktur r'earr. Hellet genna…

– Я не бедная девочка, – машинально огрызнулась я, отдавая кружку. – Я взрослая грозная ведьма… что вы сказали?

– Что взрослая грозная ведьма перебудила своим воплем всех волков в Догеве, – невозмутимо отозвался Ороен, забирая у Крины светильник и вешая его крюк в потолке.

– Дрянь какая-то приснилась. – Я с нажимом помассировала виски́. Наверное, то же самое чувствуют оборотни после обратной трансформации: набегался в беспамятстве, кого-то загрыз, зажевал пахучим корешком, а теперь гадай, кто из односельчан оказался таким невкусным. Вспоминалось плохо: какая-то дорога, прямая и каменистая… что-то черное и определенно недружелюбное, сторожевым псом выскочившее навстречу… и он, чужой и далекий, без оглядки проходит мимо, обдавая могильным холодом…

«Замкни Круг, девочка» – эти слова я услышала от молоденькой Пифии два года назад.

Но в ушах стоял голос Лёна.

Подорвавшись с пола, я начала лихорадочно одеваться, не обращая внимания на Ороена. Впрочем, он сам отвернулся и вышел на улицу, лязгнув щеколдой. Крина молча засуетилась у ларя, ссыпая в мешочек оставшиеся с ужина ватрушки. «Опаздываешь, безнадежно, неисправимо опаздываешь, ты нужна там сейчас, немедленно, сию же секунду…» – торопил внутренний голос. Где, зачем, кому? Леший его знает, если встречу – спрошу.

На улице оказалось не так уж и темно, между волком и собакой: в сером небе таял обесцвеченный месяц, звезды, за вычетом двух-трех, успели погаснуть. Настороженный шелест крон только подчеркивал предрассветную тишину, зарождаясь и существуя будто сам по себе далеко вверху.

Ороен подвел оседланную Смолку, ласково потрепал ее по шее. Сонная кобыла брезгливо вздрогнула, но кусаться не стала. Вскочив в седло, я выхватила у Крины сумку, коротко кивнула вместо слов благодарности и безжалостно пнула Смолку каблуками.

Надо было видеть ее взгляд! Посрамленный василиск испарился бы на месте. Брыкнувшись, кобыла с места сорвалась в карьер, сама выбрав дорогу. По чистой случайности, туда-то мне и надо было, так что я и не подумала ее сдерживать. Сосновые обочины слились в коричневую ленту, изредка мелькавшую серыми просветами улиц, потом развернулись зелеными полотнищами лугов в дымке тумана.

Быстрее, быстрее… Если бы сама дорога летела вперед со скоростью к'яарда, я и то побежала бы по ней изо всех сил, в тщетной попытке опередить неумолимо приближающийся миг, после которого спешить уже некуда.

Но это всего лишь миг. Хрустнувшая под копытом ветка, осколки не подхваченной вовремя чашки, влажный клекот стали, вгрызшейся по рукоять. Его не остановить и не предотвратить.