— Платите, достопочтенные, — Михаил откинулся на спину трона, самодовольно глянув на обступивших его сановников и те, с вздохами притворного сожаления, начали выкладывать перед ним золотые солиды. Их оказалось немало — многие из приближенных императора ставили на другого наездника, в том числе и затем, чтобы не вызвать недовольство басилевса своим выигрышем. Впрочем, у них всех имелось немало возможностей тем или иным способом возместить сегодняшнюю неудачу — скачки на ипподроме стали пусть и самым масштабным, но лишь одним из многих зрелищ, устроенных Михаила в честь своей победы при Кесарии. Уже с утра по Месе, от западных ворот и до самого императорского дворца, проследовало грандиозное шествие, где император, ехавший во главе своей германской этерии, отпраздновал свой триумф. Следом за басилевсом шествовали закованные в сталь катафрактарии, за ними скакала легкая конница трапезитов, также вооруженных до зубов, ну а потом шли отряды пехоты — сначала тяжеловооруженные скутаты, а затем лучники-токсоты и пращники псиллы. В завершении же, понурясь, шли пленные-сарацины, которых столпившаяся по обе стороны улицы чернь осыпала насмешками и бросала в них нечистотами. На всем протяжении процессии вздымались императорские штандарты с орлами, стяги с ликами Христа и святых, а также многочисленные иконы. Завершилось же это шествие грандиозной службой в соборе Святой Софии, с благодарением Господу за победу ромейского оружия. Впрочем, то, что последовало потом вызвало куда меньшее одобрение церкви — по совету более старших придворных, хорошо знающих жителей Города Царей, император провел и множество иных празднеств и увеселений: с танцорами, артистами, музыкантами, жонглерами, дрессировщиками диких зверей и заклинателями змей. На площадях, в тавернах, в домах знатных людей проходили театрализованные представления, главной темой которых стала победа молодого императора и посрамление сарацин.

Подобные же празднества, что нынче шли по всему городу, повторялись сейчас и на ипподроме: в перерывах между забегами, болельщики развлекались азартными бегами зайцев и собак, цирковыми представлениями со слонами, медведями и львами. Гибкие, отчаянно смелые канатоходцы совершали замысловатые акробатические трюки на протянутом над ареной канате, а под ними сновали жонглеры, что подбрасывали и ловили стеклянные шары и острые мечи, манипулировали сосудами с водой, не проливая ни капли на землю. Ревом бешеного восторга толпа встречала и выступления борцов, актеров-мимов, фокусников, заклинателей змей, разномастных певцов и музыкантов услаждавших своим искусством собравшуюся публику. Однако наибольшее восхищение вызывали танцоры, особенно молодые девушки, — одни задорно выплясывавшие в залихватских танцах анатолийских и кавказских горцев, другие танцевавшие в сложном восточном стиле с плавными изящными движениями. Иные танцовщицы были почти обнажены: окутанные лишь в полупрозрачные ткани, они позвякивали золотыми браслетами и цепочками на изящных запястьях и стройных лодыжках. Ревевшие от вожделения мужчины, замасленными от похоти глазами следили за движениями мокрых от пота девичьих тел, раз за разом осыпая танцовщиц настоящим дождем из золотых монет и разных драгоценных побрякушек.

Среди всех танцовщиц выделялась красотой и грацией одна — изящная девушка, с иссиня-черными волосами, словно паутиной окутавшими смуглое тело. Плоский живот и округлые бедра двигались словно отдельно друг от друга, позвякивая множеством цепочек, полные груди, с едва прикрытыми сосками, волнующе вздрагивали. Одетая в несколько полупрозрачных покрывал, танцовщица сбрасывала их одно за другим и каждая слетевшая накидка сопровождалась многоголосым стоном со всех трибун. Иные, особенно рьяные болельщики, подогретые как палящим солнцем, так и обильно разливавшимся на трибунах вином, одурев от похоти, даже пытались спрыгнуть на арену, однако их вовремя перехватывали и приводили в чувство расставленные на Ипподроме стражники.

Не сводил взгляда с прелестницы и молодой император, — он не вопил и не кричал, как многие, однако его горячий взгляд говорили сами за себя. Девушка, заметив внимание басилевса, блеснула в ответ черными глазами и, изогнувшись в немыслимом шпагате, одновременно сбросила последнее покрывало, разом открывая почти все свои прелести. Кровь прилила к потяжелевшим чреслам басилевса, он почувствовал как его сердце колотится с бешеной силой, а лоб покрылся испариной.

— Не знаешь, кто она? — нарочито спокойно спросил Михаил у Асмунда, что, вместе с еще десятком бойцов, стоял позади трона, охраняя владыку.

— Нет, ваше величество, — покачал головой Асмунд, — но я узнаю, если хотите.

— Узнай, — бросил Михаил, откидываясь на спинку трона и провожая взглядом убегавшую с арены танцовщицу. За его спиной Асмунд обменялся понимающими усмешками с Ириной — вопреки всем обычаям, вдовствующая императрица также посещала состязания, сейчас сидя слева от сына. И мать и наставник молодого басилевса были абсолютно согласны между собой в том, что недавнему победителю агарян негоже и дальше оставаться несведущим в утехах плоти. Меж тем над ипподромом уже разносился новый рев труб и новые колесницы уже стояли на низком старте, ожидая сигнала императора. Басилевс, с особым воодушевлением, прямо таки рывком поднявшись с трона, блистая великолепием драгоценных нарядов, сбросил вниз пурпурный плат и рев болельщиков и громкое ржание лошадей ознаменовали начало очередного забега.

Уже под вечер молодой басилевс, с трудом отделавшийся от назойливо поздравлявших его придворных, удалился в свои покои. В голове слегка шумело от выпитого вина, однако лишку он все же не хватил — почему-то именно сегодня Асмунд и мать с особым рвением следили за тем, чтобы Михаил не уронил своего императорского достоинства чрезмерными возлияниями. В любом случае, сегодняшнее празднество измотало его — и басилевс, достигнув своих покоев, желал лишь поскорее повалиться на ложе и сомкнуть глаза. Однако, едва он вошел в свои покои, как сонную одурь, вызванную жарой и вином, как рукой сняло. Рука сама собой дернулась к висевшему у пояса скрамасаксу, когда Михаил