В сандаликах мы шли, в носочках белых

Как будто не к реке, а к строгой тёте.

На Яченку! К ней можно босиком.

Она – свой брат…

Символично, что на месте дома, где жила в Калуге семья Берестовых – на углу Пролетарской и Герцена – сегодня обустроена детская площадка. Постоянный щебет местной ребятни, скрип качелей, деловитая возня карапузов в большой песочнице, молодые мамаши с колясками, бабушки с внучатами – не лучшая ли это память о выдающемся детском поэте, жившем когда-то здесь. Хотя, конечно, если бы получилось установить на углу памятный знак о том, что за выдающийся человек здесь когда-то жил – было бы замечательно. Вряд ли местные жители, проходя по той же улице Герцена или Пролетарской, ведают о том, что здесь до войны рождалась настоящая поэзия.

В роще строится завод.

Громыхает стройплощадка.

Вдоль по Герцена ведёт

Жёлтый выводок хохлатка…

…В синем сладостном чаду

Мимо нас машина мчится.

Шесть мальчишек на ходу

Успевают прицепиться!

Хотя и не всегда калужское детство будущего поэта было безоблачным и безмятежным. Как не может быть таковой и сама жизнь. В ней обязательно встречаются грустные, порой трагические моменты. И Валентин Берестов смог очень рано и глубоко это прочувствовать и отразить в своих стихах. В данном случае – строках, обязанных своим появлением близости места проживания семьи Берестовых с Пятницким кладбищем.

Жизнь в городе – мучение сплошное,

Когда ты возле кладбища живёшь.

У нас в селе почти не умирали.

Здесь, что ни день покойника несут.

Зимой двойные стёкла выручают,

Сквозь них не слышно похоронных маршей.

А летом хоть беги…

После уже совсем взрослые, трагические нотки в стихи Вали Берестова привнесла Великая Отечественная война, которая отбирала у этих 14-15 летних калужских мальчишек не только дедов и отцов, но уже и школьных товарищей, учившихся в той же Железнодорожной калужской школе несколькими классами раньше. Одному из них – своему старшему другу и заступнику, соседу по Пролетарской, Леониду Чудову, не вернувшемуся с этой войны – Валентин Берестов посвятил стихотворение «Великан».

…О мой благородный и гордый

Заступник, гигант и герой!

В то время ты кончил четвёртый,

А я перешёл во второй.

Сравняются ростом ребята

И станут дружить наравне.

Я вырос. Я кончил девятый,

Когда ты погиб на войне.

Особое место в поэзии Валентина Берестова занимают стихи, посвящённые его большой, дружной и сплочённой семье. Калужский дом Берестовых стал своеобразным местом притяжения – и большой семейной любви, и большой русской поэзии. С огромной теплотой поэт вспоминает в своих стихах и отца, и маму, пишет о братьях своих, бабушках, оставшихся в деревне и часто навещавших любимых внуков.

Одно из стихотворений Берестов так и назвал – «Бабушка Катя»:

Приказала отцу моему.

Как ребёнку:

«Ты уж, деточка,

Сам распряги лошадёнку».

И с почтеньем спросила,

Склонясь надо мной:

«Не желаешь ли сказочку,

Батюшка мой!»

Другое стихотворение – соответственно, носит название «Баба Саша»:

В чёрной шали, в платье строгом,

За себя прося, за нас,

На колени перед Богом

Опускалась много раз.

И даже есть – хотя и с довольно сухим названием «Прабабка», но всё равно наполненное любовью и нежностью к довольно загадочной для маленького советского мальчика и совсем уж старенькой своей прабабушке:

Прабабку-лишенку, прабабку-дворянку

Всегда я проведать спешил спозаранку.

За что ж от меня-то помещице честь?

Прабабка! Она не у всякого есть…

Десятый десяток!..

Старушек толпа

Да конусом жёлтая риза попа.

Тут не было слышно «Вы жертвою пали».

По древнему чину её отпевали.

Крепкие семейные традиции, нежные чувства взрослых к малышам, почитание младшими старших, любовь к родному краю, родной улице, дворам, по которым ходил, всё то, что, собственно, и превратило простого калужского мальчишку в большого поэта, почитаются в семье Валентина Дмитриевича Берестова и сегодня.

Валентин Дмитриевич Берестов, будучи не только профессиональным историком, но и любящим родной край человеком, немало поспособствовал своими сочинениями сбережению исторического наследия. Напомним его последнее четверостишие из знаменитых «Калужских строф». Оно посвящено Циолковскому. Но не только ему, а ещё – и той исторической связи, что удерживает нас на родной земле:

Он был великим. Он был гениальным.

Он путь открыл в те звёздные края…

Училась у него в епархиальном

Учительница школьная моя.

Недавно на фасаде 14-ой школы Калуги открылась мемориальная доска замечательного русского поэта, ставшая подтверждением нашего бережного отношения к культурному наследию, истории, причём не только – литературной, но – истории вообще, той самой, которой посвятил жизнь выдающийся поэт, литературовед, учёный, выходец с живописных калужских окраин – Валентин Дмитриевич Берестов.

Астрид Линдгрен

В мировой литературе есть два сорта авторов: одни создают отдельные книги, другие –  целостный мир. Первых большинство, вторых – единственный у каждого. Чаще всего "единственность" такого рода беспредельна  – вроде обнимающего огромные сообщества всевидящего божества, дарующего людям веру в счастье.  И реализующих эту веру наяву.

Не помню точно, сколько раз я читал и перечитывал того же "Карлсона". Сначала – сам, потом – с детьми, а теперь – уже и с внуками. Если скажу "сто раз" – боюсь, что сильно  преуменьшу. Или – "Пеппи Длинныйчулок". Или –  "Эмиль из Лённеберги". Точно знаю, что такие книги не читают. Такими книгами живут. Точнее – созданным в нех особым миром, на редкость точно созвучным с миром приобщающегося к нему читателя.

Астрид Линдгрен вспоминала, что когда поставила точку в последнем из рассказов о маленьком Эмиле, то села и  расплакалась. Так плачут люди, когда прощаются с ушедшем детством, понимая, что самое лучшее и светлое в твоей жизни навсегда  останется в прошлом: где-то в стороне, в маленьких уединенных хуторках и отдаленных  селениях, в деревянных домиках, окруженных старыми вишнями и полевыми цветами,  в нежных ласках натруженных крестьянских рук отца, в заботливых домашних хлопотах мамы.

Ты осознаешь, что это  лучшее, далеко ушедшее от тебя, самое  заветное и есть ты сам – плод  всепоглощающей семейной любви, то самой, именем которой человек появляется на белый свет и во славу которой он этот белый свет преображает.  Великая заслуга Астрид Линдгрен – она сумела  пронизать заветами этой   большой любви самых маленьких своих читателей, а за одно с ними – и окружающий их и нас с вами противоречивый мир. Снабдить его скрепками, утрата которых куда плачевный